Весна, лето, осень, зима… И опять весна…

В нашей квартире, да, я думаю, и во всём нашем большом доме погода тоже установилась очень хорошая. Фёдор Иванович и Анастасия Фёдоровна вспоминали утром свою деревню. Обычно это происходит весной. Особенно, если весна, как говорит Фёдор Иванович, дружная. Тогда-то и начинаются разговоры о предстоящих сборах и переезде. Но вот, оказывается, и осеннею порою «бывают дни, бывает час», когда распогодилось, когда повеяло весною, и заговорили старики

о земляках, о собаках, об огороде, о грибах, о своей деревне в Псковской области, из которой они молодыми уехали в большой город Ленинград.

А тут возьми и случись война. Фёдор Иванович, токарь высшего разряда, был эвакуирован с заводом на Урал. Анастасия Фёдоровна всю блокаду проработала в больнице, на кухне. Это её и спасло.

Однажды я спросил соседку: « А почему уехали из деревни?» Спросил, потому что видел, что душою старики остались там, в псковских лесах, полях, огородах.

– Так не прокормиться было, – ответила Анастасия Фёдоровна.

– А-а-а, – голод погнал.

Я фантазирую, мои фантазии не дают мне покоя. Я на третьем съезде комсомола, на моей груди горит комсомольский значок, горят и мои глаза. Мы, молодые комсомольцы, затаив дыхание, слушаем Ленина:

– Очегедная задача Советской власти – отогвать от земли Фёдога Ивановича и Анастасию Фёдоговну! Покончим со стагиками, возьмёмся за молодёжь…

Ильич делает характерный жест в сторону зала.

– За вас, ублюдки поганые, недоумки, позогные, кухагкины дети. Куда вам стганою упгавлять? Вам надо лечиться.

– Ура! – не в силах больше сдерживать восторг, кричим мы.

– Лечиться, лечиться и ещё раз лечиться, – трижды бьёт лысиной по трибуне Ильич.

– Ура Ленину! Да здравствует вождь мирового пролетариата!

Все встают. Долгие несмолкающие аплодисменты.

Позвонила мама. Первая мысль: она, потомственная коммунистка, телепатическим образом узнала о моих фантазиях на ленинскую тему и сейчас отругает меня за непочтительное обращение с кумиром её поколения. Но нет, просто позвонила поговорить. Напомнила, чтобы я поздравил с днём рождения сестру Леночку, сказала, что море очень тёплое и люди до сих пор купаются.

Трубку поднимала Анастасия Фёдоровна:

– Да, да, Лиля Андреевна, здесь он… здесь ваш сын… Счастливая женщина, которая может спросить: где мой сын?

Когда Анастасия Фёдоровна передавала мне трубку, рука её дрожала, дрожал голос, а в глазах стояли слёзы…

У стариков нет детей. И не спросишь, почему. Легко сказать: «Какие у вас милые детишки! А какие умненькие! Да сколько их!»

А вот спросить: «Почему нет детей?» – не спросишь. Язык костенеет.

Я шёл ставить чайник, но не дошёл. Свернул и затаился на пару минут в ванной. Старики, не скажу, что целовались, скажу осторожнее, ласкались. Бывший высококлассный токарь приобнял нынешнюю домохозяйку и что-то шептал ей на ухо. Когда я всё-таки появился на кухне, Фёдор Иванович глянул на меня вопросительно (видел – не видел?), немного подумал и сказал:

– Молодым был, любил целоваться взасос со свистом. Сегодня жену обучу. Она неопытная, не всё знает.

– Болтаешь незнамо что, – рассердилась Анастасия Фёдоровна.

– Сказал обучу, значит обучу, – шутливо упёрся Фёдор Иванович, посмотрел на сконфуженную жену и довольно засмеялся.

Старик умеет смеяться весело и заразительно, как Ленин в старых кинофильмах.

Я фантазирую, мои фантазии не дают мне покоя. Я – знаменитый художник. Моя мастерская на 5-й авеню, на 47-м этаже одного из небоскрёбов. Я рисую Арманда Хаммера с натуры. Бизнесмен излишне серьёзен и таким мне не нравится. «Послушайте, Арманд, – говорю я. – Русский писатель Эдуард Дворкин в романе «Арманды» утверждает, что вы сын Ленина от Инессы Арманд». «Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!» – хохочет Хаммер. Таким я его и изображаю. Арманд восхищён портретом, суёт мне в карман миллион долларов и предлагает дружить небоскрёбами. Если бы рассердился, мог бы и с лестницы спустить. А ведь этаж-то 47-ой…Ой-ой-ой…

У нас седьмой этаж, но когда человек стар, ему кажется, что он живёт в небоскрёбе… Анастасия Фёдоровна каждые три минуты бегает слушать лифт. Не идёт ли? Покружит по комнате и снова выскакивает на лестничную площадку. Вот соседку Галину Викторовну привёз лифт. Но не этого ждала от него старушка. Федя запропастился.

– Ушёл, и нет, и нет, – сетует соседка.

– А далеко пошёл?

– За подсолнечным маслом на Пархоменко.

– Там же винный рядом.

– Ох, и верно – всплеснула руками Анастасия Фёдоровна, – может, не приметит?

– Да как не приметит? Он только очередь полчаса обходить будет.

Что я говорю? Когда это Фёдор Иванович обходил очереди за спиртным? Он всегда кричал: «Кто последний?» или лез вперед без очереди.

– Ох, дура, дура старая, – сокрушается Анастасия Фёдоровна и бежит на лестничную площадку, а я опять фонтанирую фантазиями…