Продрогший до костей, возвращаюсь. Фёдор Иванович на кухне. Пьёт. Но, к счастью, на этот раз чай.
– Сколько? – машет он в сторону окна.
– Тридцать два.
– Это не много, в финскую сорок четыре было, а нас в ботиночках выгнали, так помёрзло больше, чем постреляли.
– Да, в ботинках по такому холоду… Сподручней в валенках.
– Тогда, парниша, не спрашивали. В чём вывели, в том и беги.
Фёдор Иванович собрался в больницу, навестить жену. Трезвый, деловой:
– Не могу дома, хочется ближе к ней, в прошлую зиму, когда я лежал, она ночами у постели моей дежурила, всё одеяло поправляла…
Я вспоминаю прошлую зиму. Анастасия Фёдоровна собирается в больницу:
– Пойду к старику. Всё-таки это самый близкий мне человек… Хоть рядом посижу, хоть одеяло поправлю, кому он ещё нужен…
Я фантазирую, мои фантазии не дают мне покоя. Я – писатель. Но на этот раз – писатель-неудачник. Роман, задуманный мною, грандиозен, он мог обессмертить моё имя, но главный герой – вот гнида! – меня не послушал, затеял ссору и был убит на дуэли уже на пятой странице. А какой роман без главного героя?..
Мои соседи, наконец, оба дома. Но оба болеют, их навещает врач. После очередного посещения пенсионеры расстроены:
– Дожили, дожили, – мотает головой Фёдор Иванович.
У Анастасии Фёдоровны слёзы на глазах. Врач предложил им лечь в «хронику». Так на пенсионерском жаргоне называется дом престарелых.
Анастасия Фёдоровна ловит меня на кухне, присаживается рядом:
– Мне с вами нужно посоветоваться… нам, я думаю, ещё рано туда… мы ведь ещё и тут сможем…
– Конечно, конечно, вы даже не сомневайтесь…
Мне вторит Владимир –двоюродный брат Анастасии Фёдоровны:
– Ася, в голову не бери. Им нужна комната ваша и пенсии. Они за это премии получают…
Вроде, старики немного успокоились. Но вечером Фёдор Иванович мне по секрету сказал:
– Сегодня одежонку подготовили.
– Какую?
– Ну, ту, в которой хоронить… Кому ещё этим заниматься.
Пока мы секретничаем, Анастасия Фёдоровна беседует по телефону. Позвонила приятельница, вместе лежали в больнице:
– Нет, не будем продавать… этот дом, он нам особенный… здоровье у обоих плохое, но там, оно у нас улучшается… да, Ольга Ивановна, я тоже так думаю… хотя бы на пару неделек… на недельку… грибов там на Псковщине, ягод… хотя бы в последний раз…
– Ольга Ивановна звонила, – делится с нами радостью Анастасия Фёдоровна.
– Кто? – переспрашивает Фёдор Иванович.
– Ольга Ивановна, – громче говорит Анастасия Фёдоровна.
– Кто, кто? – опять не разобрал старик.
– Ольга Ивановна звонила! – кричит Анастасия Фёдоровна.
Фёдор Иванович радостно кивает, мол, понял.
– Как здоровье его?
– Кого?
– Ну, так Володи…
– Эх, Федя, Федя, – горестно вздыхает Анастасия Фёдоровна, – каким ты стал… да и я не лучше…
У Фёдора Ивановича – обострение болезни, он почти не слышит. И голова сильно шумит. Раньше я о склерозе знал по остроте: «Ничего не болит, и каждый день узнаёшь что-то новенькое».
Фёдор Иванович открыл мне эту болезнь с новой, неизведанной стороны: «Колол я дрова в деревне, поднял топор и щёлкнуло что-то в голове и зашумело. С тех пор так и шумит, иногда так шумит, что сил нет терпеть. Я почему выпиваю? Примешь стакан и, вроде, шумит меньше… а потом опять… никто не знает, какую я муку принимаю. Давно бы в окошко прыгнул, да жены жалко».
Иногда Фёдор Иванович просыпается и не знает, где он. Забывает номер дома, номер квартиры и своё имя. Во время прошлого приступа старику показалось, что они в деревне, он спросил Анастасию Фёдоровну: «Где мама?.. Когда они пойдут на покос?..» Потом стал разговаривать с давно умершими людьми.
У нас ремонтируют лифт. Вернее сказать, старый лифт меняют на новый. Для моих пенсионеров это непростое испытание. Когда они не болеют, оно, конечно, переносится легче. Помню, по осени послан был Фёдор Иванович за картошкой, поднимался медленно, отдыхая на каждой площадке, поднялся весь мокрый.
– Надо же, взопрел весь, – заботливо обняла его Анастасия Фёдоровна.
– Так я бегом бежал, – бодро ответил старик.
Не дождался я, пока новый лифт начнёт функционировать, уехал в командировку. А когда приехал – дома горе. Анастасия Фёдоровна скончалась.
Соседи сказали, мужа пожалела (болеет, пусть спит) и пошла за газетами сама. А подняться смогла только до пятого этажа – инсульт. Там на лестнице и умерла. Похоронили – в деревне.
– А Фёдор Иванович где?
– В больнице… очень переживал…
Фёдор Иванович вернулся. В больнице старика подправили, подкололи, и теперь он тихий. Достал инструмент и где надо по квартире подремонтировал. Руки у старика золотые, если он что-то делает, то любо-дорого глянуть… Но медикаментозного воздействия для смирения Фёдора Ивановича хватило ненадолго. Старик запил. В нашей квартире стали появляться малосимпатичные личности, с ними Фёдор Иванович хочет поделиться своим горем, про жену рассказать. Но пришельцам нужны только стаканы, а разговоры о жене, тем более покойной, ни к чему. Выпив, они уходят, оставляя старика обиженным, пьяным, одиноким.
– Асенька, возьми меня к себе, – слышится из его комнаты.