Весна священная

американцы из батальона «Линкольн», поляки из батальона «Домбровский», немцы из батальонов «Тельман» и «Эдгар Андре», французы из «Марсельезы», каждый выговаривал слова на свой лад, и потому иногда казалось, будто поют на эсперанто: На мост, на мост Французский, На мост, на мост Французский, На мост, на мост Французский, Ах, мама, мама, Никто не ступит, Никто не ступит. Мадрид, тебе не страшны, Мадрид, тебе не страшны, Мадрид, тебе не страшны, Ах, мама, мама, Бомбардировки, Бомбардировки. И наконец, все смешалось в бурном веселье; Жан-Клод находил, что по стилю и рисунку песня напоминает «Трипили- трапала» — песенку XVIII века, которую Гранадос1 вставил в партитуру своей оперы «Гойески» (я видела, как танцевала в ней Антония Мерсе, «Аргентинка»), и даже куплеты «Марабу» Амадео Вивеса1 2 из «Доньи Франсискиты». «Ну-ка все вместе, все вместе, все вместе»,— гремело вокруг, и никогда, наверное, во время той страшной войны не пели и не плясали с таким увлечением; они верили в победу республики, все эти люди, что пели сейчас под затянутым тучами небом, черной ночью без единой звезды, кроме тех, что поблескивали на пилотках, да еще одна большая звезда всходила над земным шаром в глубине сцены: Влез на сосну я повыше, Глянул, не видно ли Франко, Глянул, не видно ли Франко. Вижу, идет бронепоезд, 1 Гранадос-и-Кампинья, Энрике (1867 —1916) — испанский композитор, основатель барселонской консерватории. Автор опер, камерных симфонических пьес, сюит для фортепьяно. 2 Вивес Роиг, Амадео (1871—1932) — испанский композитор, автор большого числа песен, опер, музыкальных комедий. 158

Франко удрал спозаранку, Франко удрал спозаранку. — Ну-ка все вместе, все вместе, все вместе, Слышишь, свистит паровоз. Франко, от злости тресни, Франко, от злости тресни. Когда повторяли припев, Гаспар Бланко вскочил на сцену, приложил к губам трубу, высоко вскинул ее вверх, будто скульптура — трубящий архангел где-нибудь в соборе. В третий раз прогремел припев: «Ну-ка все вместе, все вместе, все вместе...» Поль Робсон встал, он был выше всех — черная голова над кепками, фуражками, беретами. Робсон запел. Слушали молча, лишь изредка чуть посмеиваясь, когда он выговаривал на гарлемский лад испанские слова: «Моула» вместо «Мола», «Куэй- по де Лано» вместо «Кейпо де Льяно». Но вот гигант поднял руку, словно проповедник, толкующий Апокалипсис,— наступила такая тишина, что стал слышен шорох волн. Поль Робсон запел «Интернационал»: Arise! Ye starvelings from your slumber , Arise ye crimináis of want, For reason in rewolt now thunders, And at last ends the age of cant. Интуитивно он ориентировался в этой толпе совсем разных, непохожих друг на друга людей, поворачивался к одной группе, потом к другой, и они подхватывали на своем языке. Пели немцы: Washt auf, Verdammte dieser Erde, Die stets man nach zum Hungern zwingt. Das Recht, wie Glut im Kraterherde, Nun mit Macht zum Durchbruch dringt. Потом итальянцы: Compagni avanti il gran partito Noi siamo del lavorator. Rosso un fiore in petto c’e fiorito, Una fede c’é nata in cor. 159

За ними французы: Debout, les damnés de la terre, Debout, les forgats de la faim. La raison tonne en son cratére, C’est Féruption de la fin. Но вот пение прервалось. Молодой мулат появился рядом с Робсоном. Он здесь один с острова Гуадалупе, и некому спеть с ним вместе, но он просит послушать «Интернационал Антильских островов». Чуть вздрагивающим от волнения, мягким голосом начал мулат, он старался петь как можно громче, чтобы и в последних рядах услышали: Debou nou toutt kapé soufrí Debou рои пои toutt ра mourí Рои пои fini avek mizé Eksploutasion sou toutt la té. «А теперь все вместе»,— загремел Поль и принялся дирижировать. Люди столпились вокруг него. Запели на испанском: Вставай, проклятьем заклейменный Весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущенный И в смертный бой вести готов. Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем Мы наш, мы новый мир построим, Кто был ничем, тот станет всем. Но, когда дошло до припева, включились французы, и мелодия Дегейтера вновь обрела слова Эжена Потье, эти слова знали, кажется, все, дважды повторенный припев звучал теперь по- французски: C’est la lutte finale Groupons-nous et demain, L’Internationááááále, Sera le genre hurnain... Аплодисменты, крики, радостный шум, объятия — так кончился этот необычный концерт. Зрители группами стали расходиться 160