Весна священная

Но мы — повторяю—забыли о войне. Если приходилось о ней упоминать время от времени, то указывали на запад и говорили: «Там...» Пообедали в Кастельон-де-ла-Плана, нашлись и ветчина, и вино, о которых мы мечтали, нашлось и многое другое — картофельные лепешки, оливки, колбаса; здесь, на побережье, сказали мне, не чувствуется пока что такого недостатка в продуктах, как «там»; «там», сказанное с соответствующим жестом, означало — «в Мадриде». Я попросила Жан-Клода рассказать, что делается сейчас в Мадриде; ничего — отвечал он — люди живут по-прежнему, как будто ничего не происходит, они привыкли; девушки стоят в очередях в парикмахерские, в кино идут фильмы с Гретой Гарбо, солдаты едут на фронт на трамвае, башню над зданием телефонной станции прозвали «решетом», потому что вся она продырявлена снарядами. Многие здания лежат в развалинах, и о них он говорил так, как говорят туристы о древних руинах Баальбека или Волюбилиса. Разговор потек по другому руслу. Энрике вспомнил о кубинских гуахирах1, во многих чувствуются следы влияния испанского романса, другие представляют собой его вариации; Гаспар спел одну из них, он слышал ее в городе Тринидад; Жан-Клод сказал, что это вариант романса о девушке с мыса Дельгадо, весьма распространенного во всем мире, дошедшего, как утверждает Менендес Пидаль1 2, даже до Исландии. Тут стали вспоминать латиноамериканские песни, средневековые романсы о смелом Херинельдо, о трех' мавританках из Хаена, о битве при Аларкосе, о сеньоре доне Коте; о Бернардо дель Карпио, о пленении Антекеры, о Мелисенде и доне Гайферосе, не оставили без внимания и мелодии гаучо, и бродячих певцов, и трубадуров, вспомнили народные баллады, чилийские танцы и гуарачи3 и проговорили до вечера; все сильно выпили, я тоже позволила себе на этот раз нарушить запрет, связанный с моей профессией; а когда шлих обратно, обнаружили по дороге, что здесь, на побережье, возник новый вид искусства: чтобы стекла витрин не полопались от взрывной волны, на них приходилось наклеивать бумажные полосы. Владельцы магазинов не удовольствовались простыми крестами (что, между прочим, надежнее и безопаснее), они дали волю воображению, мы увидели на стеклах бумажные звезды, 1 Гуахира—вид кубинской народной песни. 2 Менендес Пидаль, Рамон — крупнейший испанский ученый, историк, филолог, автор многих научных трудов. . 3 Гуарача—старинный испанский танец. 173

республиканские эмблемы, целые сцены на распространенные сюжеты, корриды, силуэты героев «Дон-Кихота», все это походило на современные коллажи. «Смотрите-ка, настоящий Пикассо»,— говорил Жан-Клод... «А вот Миро1»,— откликался Энрике... «Если учесть, сколько вы вина выпили, вам скоро Мона Лиза привидится,— заметил Гаспар.— Вот уж поистине на-Лиза-лись». Я стала жить сегодняшним днем, стараясь не думать о приближавшейся страшной минуте. Жан-Клод снова со мной, все нужней мне его руки, его кожа — жесткая на груди, нежная на ногах, запах его тела, незабываемый запах первого моего мужчины. Его тепло согревало меня, я погружалась в него, я не чувствовала времени — только бились в такт наши сердца. Ночами, лежа без сна, я пыталась унять тревогу, говорила себе и сама почти верила, что обязательно найдется какая-нибудь причина, Жан-Клода не отправят опять туда, его освободят—ведь может случиться, что он окажется нужнее на какой-нибудь организационной работе в тылу (...он ведь знает языки...). А утром, проснувшись, я видела его обнаженное тело, он лежал тут, рядом, и это было чудом, как тогда, в ту ночь, когда я покорилась впервые его бурной страсти, когда стала женщиной. Но грозный день настал; я сразу почувствовала—опасность близка. Что-то слишком уж хмурится Энрике, слишком внимателен ко мне Гаспар. Они вернулись из Кастельона в полдень, привезли целую кучу вещей. На пляж не пошли. Шерстяные чулки купили — а здесь такая жара,— белье, еще что-то. Стали хвастаться, что отыскали в одной аптеке зубные щетки, прекрасные, «в сто раз лучше, чем госпитальные», а еще — четыре куска мыла «Душистое сено», уцелевшие с довоенных времен. Жан- Клод радовался их покупкам, я стала злиться — конечно, они купили все это для него. Я пристально поглядела в лицо Жан-Клоду. Он не вынес моего взгляда, отвернулся, высунулся в окно. «Когда?» — спросила я наконец. «Завтра».— «Завтра?» — «Да».— «Ты едешь снова туда?» — «Да».— «И они тоже?..» — «Да. Все трое. Сначала поедем в Альбасете, там наш штаб. А оттуда...» — «А оттуда?» — «Ну, вернут в часть».— «Не понимаю».— «Драться будем. Наверное, на передовую отправят, там видно будет...» — «Этого не может быть,— сказала я,— не может быть, не может, не 1 Миро, Хоан — испанский живописец, график, скульптор и керамист. Автор керамических панно «Стена Луны» и «Стена Солнца» перед домом ЮНЕСКО в Париже, медали памяти Пикассо. 174