– К сожалению, очень поверхностно… Но она успела рассказать мне историю возвращения этой жемчужины в ее коллекцию.
Театральный деятель, которого явно заинтриговали эти подробности, вынужден был ретироваться – его окликнула пожилая дама со сложенным зонтиком, который служил ей опорой. Скроив кислую мину, он нехотя направился к ней, произнося формальные приветствия.
Портман, сунув руки в карманы штанов, о чем-то задумался, а затем произнес:
– Я оказался тем счастливцем, который обнаружил посылку с «Весной» на пороге дома Зои. Это было накануне ее смерти – словно жизнь, прощаясь, преподнесла ей последний подарок.
Оливия еще раз взглянула на акварель: в правом углу стояла подпись мастера, а левый уголок отсутствовал, уничтоженный огнем.
– Наверное, судьба у рисунка была необыкновенная, ведь столько лет прошло!
– Если верить экспертизе, все это время работа хранилась в достойных условиях, – заметил Портман. – Она явно висела в сухом помещении, вдали от прямых солнечных лучей. Пострадал, как видите, лишь незначительный ее фрагмент. – Он указал глазами на обгоревший уголок. – Специалисты судебно-технической экспертизы, которых мы привлекли, считают, что повреждение получено около года назад.
– А вы уверены, что это подлинник? Ведь столько умелых подделок существует…
Портман сверкнул снисходительной улыбкой.
– Абсолютно. Вишневский написал «Весну» накануне рождения дочери, в сорок четвертом. Все его работы того периода выполнены либо на обрезках полотна, которое он добывал на ткацкой фабрике под Парижем, либо на немецком картоне, который он приобрел на черном рынке в конце сорок третьего. Акварель сработана именно на нем. И потом посмотрите. – Портман протянул руки и аккуратно снял «Весну» со стены. – Вот здесь, на обороте, – цветовая раскладка и аббревиатура кириллицей. Такой «графический код» он оставлял на каждой картине.
– А это что за странная отметка? Ведь тоже кириллица…
Сбоку, у самой кромки, виднелся голубоватый отпечаток – штамп с номером, вписанным от руки, и набором заглавных букв.
– Пример откровенного невежества и дилетантства, – нахмурился Портман. – Видимо, инвентарная отметка какого-то учреждения: музея, выставочного зала или художественного хранилища. Однако разобраться нам не удалось – отпечаток крайне неразборчив. Фонд, конечно, привлек экспертов и попытался…
Тут на лестнице послышался шум и громкие восклицания. Вниз спускалась компания подвыпивших гостей. Одна из дам внезапно оступилась, запутавшись в подоле длинного платья, и потеряла равновесие. Следовавший за ней мужчина не успел увернуться и неуклюже завалился назад, выронив бокал с вином. Тот со звоном скатился вниз и разбился вдребезги о каменный пол галереи. Портман мгновенно водрузил акварель на место и удивительно проворно для своей комплекции подскочил к лестнице, подозвав по ходу смотрителя зала. Пока последний бегал за тряпкой и шваброй, а дама, всхлипывая и икая, поправляла наряд, Оливия позволила себе наглую выходку. Убедившись, что за ней никто не наблюдает – внимание охраны на мгновение сосредоточилось на происходящем, – она сняла «Весну» со стены и сделала снимок оборотной стороны.
Когда Портман все уладил и вернулся к своей собеседнице, она уже стояла вдали от алькова и сосредоточенно рассматривала полотно Соланжа. «Весна» по-прежнему красовалась в нише в мягком акцентном свете.
– А ведь я вам так и не представилась, месье Портман. – Девушка поправила фотокамеру на шее, намеренно уводя разговор в другое русло. – Лео Филипп, мой шеф, связывался с вами насчет небольшого интервью. Наш портал – информационный спонсор этого мероприятия, так что я здесь по работе. Уделите мне еще несколько минут?
XVII
Бассейн
Договориться о встрече оказалось несложно – упоминание фонда Портмана и имя Анри Монтеня подействовали на менеджера страхового агентства как гипнотическое внушение. Он мгновенно отыскал в своем графике свободное время и пригласил Родиона заглянуть к ним в отделение с описью имеющихся ценностей.
Придуманная им легенда оказалась вполне рабочей: доставшиеся от русского деда картины были застрахованы очень давно. Контракт продлевался автоматически и много лет не пересматривался. Родион использовал этот вымысел в беседе и с самим Монтенем, которая состоялась на днях в винном баре «Шлюз» в Латинском квартале – недалеко от того места, где располагалась штаб-квартира культурного фонда.
Войдя в двери легендарного кабаре, в котором полвека назад можно было встретить популярных мимов, куплетистов и марионеточников, а теперь в сдержанной атмосфере джентльменского клуба просто выпить хорошего вина, Родион без труда отыскал глазами нужного ему человека.
Монтень сидел у окна с газетой в руках. Его лицо выражало уверенность и спокойствие. Разговор завязался между ними легко, как между двумя старыми знакомыми. На вопросы приятеля «шоколадной вдовы» Монтень отвечал обстоятельно, реплики его были емкими и предельно точными. К таким формулировкам мог прибегать только опытный юрист, знающий цену каждому слову. Или же мошенник высшей пробы…