Японцы, по мнению этого неизвестного аббата, «горды, храбры, неуклонны и зверонравны — даже до того, что почти за забаву почитают самоубийство»[109]
. Но при всем этом автор провозглашает сходство между японцами и европейцами даже в области религии, имея в виду, по-видимому, японский буддизм: «…сходствие многих законных обрядов в Японии с нашими, как-то: степени духовенства, некоторый род канонизации или внесения в число святых, ходы, отшельничества, труждения и строгости монастырския, лампады и местные свечи, храмы, род четок, по коим молятся, колокол, в который звонят в известные часы на молитву и пр., и что кажется чрезвычайно, употребление там знака креста, который изображают наподобие креста или крыжа святого Андрея»[110]. Найденные им общие черты коренятся, по его мнению, в «естестве человеческого разума», которое производит это сходство «понятия и обычаев, особливо до богослужения касающихся. Но где можно обрести, как не во христианской вере, сие высшее понятие о человеческом существе?» С точки зрения автора, ни в Японии, ни в Китае никогда бы не свирепствовали против христиан, если бы к сему не подали повода раздоры, заговоры и корыстолюбивые намерения, примешавшиеся к святой истине Евангелия.После этой книги в журналах и альманахах выходят очередные многочисленные и подробные известия о Японии и ее описания по западным источникам: таково, например, издание «Япония» в еженедельнике «Лекарство от скуки и забот»[111]
за 1787 г. Как полагается изданию, адресованному широкой публике, исполнено оно доходчивым и простым языком: «Китаец миролюбив, разумен, скромен, хитр и скуп; Японец склонен к войне, угрюм, честолюбив, ветрен, недоверчив и роскошен». Или: «Музыка их неприятна, но таковой же считают они и нашу», «к новостям весьма охотны, и у приезжающих обыкновенно спрашивают вестей, что у вас нового?» Эти цитаты забавны, однако там же в обилии содержатся и достоверные сведения об обычаях, платье, верованиях, искусствах японцев.Параллельно с этим печатаются и краткие сведения о Японии в отчетах о путешествиях — например, рассказ о стране Жи Бынь основателя российской синологии Алексея Леонтьева: «…состоит в трех островах, городов в ней 587…Письмо и книги в королевстве сем употребляют Китайские, закон [религию. —
Продолжались и переводы дневников путешественников, которые хотя и не могли побывать в закрытой Японии, но ловили и фиксировали малейшие сведения о ней, например: «Всех японских товаров продажа в Китае запрещена; и по сей причине не вывозятся оные в Россию с караванами, разве что по особливому какому случаю. Небольшое число японских товаров, которые входят тайно в Китай, весьма там тщательно сыскиваются, и от самих китайцев покупаются за дорогую цену. Наилушие лакированные вещи, как-то, например, кабинеты, стулья [? —
В конце XVIII в. в Европе появляются новые сочинения о Японии, вскоре их переводы, компиляции и пересказы появляются в России. Это в основном труды европейских ученых, проведших в Японии несколько лет, речь идет, прежде всего, о ботанике и медике Карле Тунберге, работавшем врачом при голландской миссии в Нагасаки в 1775–1776 гг.
Вообще сведения о внешнем мире в России в этот период становятся все богаче, а тематика изданий от сенсационных публикаций вроде статьи «О употреблении некоторых кушаний у чужестранных народов, от которых мы омерзение имеем»[114]
или «Позорище странных и смешных обрядов при бракосочетаниях разных чужеземных и в России обитающих народов; и при том нечто для холостых и женатых»[115] все чаще сдвигается в сторону серьезных, почти научных сведений.