Вести о Япан-острове в стародавней России и другое

То есть Н.И. Конрад, по-видимому, исходил из того, что концептуальная история японской литературы в самом общем виде уже написана С. Елисеевым, чей очерк по сравнению с западными исследованиями Н.И. Конрад считал именно аналитическим по преимуществу, задающим долговременные теоретические основания для исследований. Задачу же собственной хрестоматии Н.И. Конрад видел уже в конкретной проработке этих теоретических оснований и в освещении отдельных наиболее важных литературных периодов, как он сам об этом пишет, — в «детализированной работе над отдельными памятниками». При этом свою хрестоматию он мыслил «как первое звено в длинной цепи работ», которые «когда-нибудь в будущем» могут привести к созданию «по-новому значительной» японской литературной истории.

Не вызывает сомнения тот факт, что Н.И. Конрад на тот период времени полностью принял основные теоретические предпосылки С.Г. Елисеева. Впоследствии же в силу обстоятельств именно конрадовская книга стала основным, если не единственным литературным учебником для нескольких поколений японоведов, воспроизводя тем самым и дух елисеевской трактовки предмета.

Посмотрим, что же было самым существенным для С.Г. Елисеева, исследовавшего японскую литературу как целостный объект, взявшего на себя задачу написания первой профессиональной работы в этой области российской науки и наверняка осознававшего ответственность первопроходца.

Очевидно, что история литературы как жанр письменной культуры — это не просто набор литературных фактов с перечислением их в хронологическом порядке — она, как вид гуманитарного знания, в разные периоды времени понималась по-разному. Например, как один из разделов истории цивилизации, или как одно из выражений социально-классовой динамики, или как метаморфозы так называемого «национального духа», или просто как развертывание «литературных форм» и словесных техник при сохранении неких постоянных архетипов повествования, возводимых то к мифам, то к феноменам психики и т. д.

Как представляется, из области общих, можно сказать философских, предпосылок наиболее явственно Елисеевым были обозначены следующие главные пункты:

— понятие «всемирный» не тождественно понятию «западноевропейский»;

— существует и всегда существовала некоторая «основа» японской души, которая «претворяет все чужеземное» и делает его своим;

— основное начало японской словесности — лирика;

— характерной чертой японской художественной эстетики является особое отношение художника к природе;

— для понимания японской литературы требуется определенная подготовка, а также отказ от «привычных нам трафаретов».

Долгое время, практически на протяжении всего XX в., эти принципы представлялись всем самоочевидными. Однако, как мы пытались показать выше, они далеко не всегда были сами собою разумеющимися. Именно в данной работе С.Г. Елисеева они были собраны вместе и впервые отчетливо сформулированы и провозглашены. По поводу этих пунктов как системы и каждого из них в отдельности можно было бы рассуждать и теоретизировать подробно — они и теперь относятся к числу фундаментальных, а некоторые из них в последнее время переосмысляются заново и оказались в самом центре научных дискуссий. Но мы затронем только часть из этих положений ученого.

Горячая филиппика С. Елисеева против европоцентризма, с которой начинается очерк, отличает его работу от предшествующих российских публикаций по Японии, подчеркивавших прежде всего если не слабость и незначительность, то необычность, экзотичность, «странность» японской словесности. В этом пункте очерк, пожалуй, отличается и от работ западных предшественников, большинство которых (даже У. Дж. Астон), несмотря на явную любовь к избранному предмету, все же порой (быть может, вполне неумышленно) переходили на снисходительно-оценочный тон. С.Г. Елисеев же прежде всего утверждает принципиальное равноправие культур в мировой истории, а также — что чрезвычайно важно — провозглашает необходимость сознательного культурного релятивизма в гуманитарных исследованиях.

Этот основной принцип, впоследствии ставший чем-то вроде правила хорошего тона в науке XX в., впервые в отечественном японоведении был сформулирован именно С.Г. Елисеевым. Одного этого было бы достаточно для того, чтобы имя его осталось в нашей памяти. Но это — всего лишь один из штрихов в картине.