Ветер чужого мира

– Возможно, из-за имени. – Он записал в блокнот: «Просвещение». – У вас прекрасное имя. Легко произносимое, мелодичное. Хорошо подходит для сцены. – Он поднял взгляд от блокнота и натянуто улыбнулся, превозмогая охватившее его необъяснимое напряжение. – Хотя можно не сомневаться, что дело не только в нем.

Она не улыбнулась в ответ, и он встревожился, не сказал ли бестактность. Быстро воспроизведя в памяти собственные слова, решил, что беспокоится зря. Начальник отдела разработки сновидений просто не может вести себя бестактно. Ты умеешь управлять людьми – без этого попросту никак. И ты точно так же умеешь управлять выражением собственного лица, когда говоришь одно, а в мыслях совсем другое.

Нет, его слова прозвучали как комплимент, причем вполне уместный. Так что она должна была улыбнуться. И отсутствие ответной улыбки может что-то означать – а может и не означать ничего, кроме того, что Люсинда Сайлоун умная женщина. Норман Блейн не сомневался в ее уме, а также в хладнокровии, какого не встречал еще ни у кого из клиентов.

Хотя в хладнокровии самом по себе нет ничего необычного. Бывали здесь хладнокровные и расчетливые, которые все продумали заранее и знали, на что идут. Бывали и другие, отрезавшие себе все пути к отступлению.

– Желаете погрузиться в Сон?

Она кивнула.

– И вы хотите сновидение?

– И сновидение, – подтвердила она.

– Полагаю, вы все как следует обдумали. Будь у вас хоть малейшие сомнения, вы бы наверняка не пришли.

– Я все обдумала, – сказала она, – и у меня нет никаких сомнений.

– У вас еще есть время. У вас будет возможность передумать до последнего момента. Нам крайне важно, чтобы вы четко зафиксировали в мозгу этот факт.

– Я не передумаю.

– И все же мы исходим из предположения, что вы можете передумать. Мы не пытаемся вас переубедить, но вы должны в полной мере понимать, что решать вам. У вас нет перед нами никаких обязательств, сколь бы далеко ни зашла процедура. Предположим, сновидение уже сформировано и введено в систему, и вы внесли полагающуюся плату и даже легли в хранилище – но у вас еще есть шанс отказаться. В таком случае сновидение будет уничтожено, вам вернут деньги и все записи будут стерты. Все будет выглядеть так, будто мы никогда вас не видели.

– Я все понимаю, – ответила она.

– Ну, раз понимаете – продолжим, – спокойно кивнул Блейн. Взяв карандаш, он вписал ее имя и классификацию в бланк заявления. – Возраст?

– Двадцать девять лет.

– Замужем?

– Нет.

– Дети?

– Нет.

– Ближайшие родственники?

– Тетя.

– Имя?

Она назвала имя тети, и он записал его вместе с адресом, возрастом и классификацией.

– Другие есть?

– Больше никого.

– А ваши родители?

Люсинда Сайлоун ответила, что родители давно умерли и она была единственным ребенком. Она назвала имена родителей, их классификации, возраст на день смерти, последнее место жительства, место похорон.

– Вы это будете проверять? – спросила она.

– Мы все проверяем.

Именно в такой момент большинство заявителей – даже те, кому нечего было скрывать, – начинали слегка нервничать, лихорадочно искали в памяти некий давно забытый инцидент, который мог бы вызвать стыд или стать непреодолимой помехой.

Люсинда Сайлоун нисколько не нервничала. Она просто сидела, ожидая новых вопросов.

Норман Блейн спросил ее обо всем, что полагалось: номер гильдии, номер карточки, имя непосредственного начальника, дата последнего медосмотра, психические или физические дефекты или заболевания и прочие банальности, составлявшие подробности повседневной жизни.

Закончив, он положил карандаш.

– Все еще никаких сомнений?

Она покачала головой.

– Я постоянно возвращаюсь к этому вопросу, – сказал Блейн, – чтобы полностью убедиться, что вы пришли к нам добровольно. Иначе у нас нет никаких законных оснований. Помимо того, есть вопрос этики…

– Понимаю, – сказала она. – В этичности вам не откажешь.

Это могла быть ирония, и если так, то весьма тонкая.

– Нам никуда от этого не деться, – ответил он. – Чтобы выжить, мы должны придерживаться самых высоких этических принципов. Вы отдаете нам на хранение свое тело на многие годы. Более того, вы отдаете ваш разум, хоть и в меньшей степени. В процессе работы с вами мы получаем самые сокровенные знания о вашей жизни. Чтобы продолжать заниматься своим делом, нам требуется полное доверие не только клиентов, но и общественности. Малейший намек на скандал…

– У вас никогда не случалось скандалов?

– В самом начале было несколько. О них давно забыли; по крайней мере, мы на это надеемся. Именно после тех скандалов наша гильдия поняла, насколько важно иметь незапятнанную профессиональную репутацию. Скандал в любой другой гильдии – не более чем правовой вопрос, который может быть решен в суде, а затем прощен и забыт. Но нам никто ничего не простит и не забудет – мы этого попросту не переживем.

Норман Блейн ощутил гордость за свою работу – светлую, спокойную гордость человека, хорошо делающего свое дело. И подобные чувства испытывал не только он, но и все в Центре. Сколь бы легкомысленно они ни говорили о работе между собой, в глубине души каждый гордился ею.