Ветер чужого мира

– Джентльмены, – сказал он. – Мне пять тысяч семьсот восемьдесят шесть лет. Я родился в Ланкастре, в штате Мэн, на планете Земля двадцать первого сентября одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. Я хорошо служил человечеству в течение этих пятидесяти семи столетий. Как видите, это рекорд. Комиссии, законодательные посты, дипломатические миссии… Никто не может сказать, что я уклонялся от своих обязанностей. Я с полным правом утверждаю, что заплатил все долги человечеству… В том числе и долг за свое бессмертие.

– И все же мы призываем вас отказаться от своего намерения, – подал голос Риггз.

– Я одинокий человек, – ответил Янг. – Одинокий и усталый. У меня нет друзей. Ничто не вызывает у меня интереса. Надеюсь, мне удастся убедить вас в необходимости изменить законодательство в отношении таких, как я. Когда-нибудь вы, возможно, найдете решение проблемы, но, пока это время не наступило, я прошу вас во имя милосердия избавить нас от жизни.

– Проблема, как мы ее видим, – вновь заговорил Риггз, – в том, что надо найти некий способ очистить наше ментальное будущее. Когда человек, подобно вам, сэр, живет пятьдесят столетий, у него накапливается слишком много воспоминаний, которые в итоге приводят к неприятию сегодняшней действительности и того, что ждет в будущем.

– Да, я в курсе и понимаю, о чем вы говорите, – кивнул Янг. – Помнится, об этом шла речь еще в самом начале. Это была одна из проблем, с которыми мы столкнулись, когда впервые стали практиковать бессмертие. Но мы всегда думали, что память вычеркнет все сама, что мозг сможет вобрать столько воспоминаний, сколько ему будет по силам, а когда переполнится, то выбросит самые старые. Однако такое мнение оказалось ошибочным.

Он сделал резкий жест.

– Джентльмены, я могу вспомнить собственное детство гораздо более отчетливо, нежели то, что произошло со мной вчера.

– Воспоминания хоронили, – возразил Риггз. – И в прежние времена, когда люди в большинстве своем жили не более одной сотни лет, считалось, что погребенные воспоминания навсегда преданы забвению. Жизнь, сказал себе Человек, это процесс забывания. Таким образом, став бессмертным, Человек не слишком переживал из-за воспоминаний, ибо полагал, что выбросит их из памяти.

– Он должен был предвидеть, – не сдавался Янг. – Я могу вспомнить своего отца, причем гораздо более четко, чем вспомню вас, джентльмены, как только покину эту комнату… На исходе жизни отец говорил мне, что ему на память приходят многие эпизоды детства, о которых он ни разу не вспоминал ни в юности, ни в зрелости. Только это одно должно было насторожить нас. Мозг хоронит глубоко только более свежие воспоминания… они не представляют ценности, они не всплывут, чтобы обеспокоить вас, потому что еще не разобраны и не отсортированы… или что там еще делает с ними мозг. Но однажды занесенные в реестр, они мгновенно всплывут.

Риггз кивнул в знак согласия.

– Наш мозг хранит память о многих прекрасных годах жизни. Со временем мы это преодолеем.

– Мы пытались, – вступил в разговор Станфорд. – Пытались, как и в случаях с самоубийствами, проводить психологическую обработку. Но в данной ситуации из этого ничего не вышло. Человеческая жизнь строится на воспоминаниях. Есть основные воспоминания, базовые, они должны оставаться нетронутыми. При адаптации у тебя нет выбора. Невозможно сохранить структуру воспоминаний и при этом отделить то, что не имеет значения. В общем, этот метод оказался недейственным.

– Была одна машина, – вмешался Риггз, – которая с успехом помогала избавляться от воспоминаний. Я не знаю точно, как она работала, – знаю только, что эффективно. Мозг становился как пустая комната. Она не оставляла ничего – забирала все воспоминания, не допуская ни малейшей возможности создать новые. Человек входил в нее разумным существом, а покидал уже овощем.

– Отсроченное оживление – вот что могло бы решить проблему, – заметил Станфорд. – Если бы только мы располагали такой возможностью. Можно было бы поместить человека куда-либо и хранить там до поры, когда проблема наконец тем или иным образом решится, а потом оживить его и, так сказать, «отремонтировать».

– Как бы то ни было, это дело будущего, – сказал Янг. – А сейчас прошу вас серьезно рассмотреть мою просьбу. Я не в силах дожидаться, пока вы найдете приемлемое решение.

– Вы просите нас узаконить смерть? – В голосе Риггза прозвучали суровые нотки.

Янг кивнул:

– Если вам угодно называть это так. Я бы предпочел другое определение: простая благопристойность.

Станфорд сказал:

– Мы можем иметь несчастье потерять вас, Предок.