Ветер чужого мира

И следом за ними вошел скунс, виляя хвостом и мурлыкая. Направился прямиком ко мне и давай об ноги тереться. Я взял его на руки, и он замурчал так громко, что я думал, взорвется.

– Этот? – спросил полковник.

Я подтвердил:

– Этот.

Полковник сорвал трубку с рычага:

– Вашингтон мне! Генерала Сандерса! В Пентагоне!

А нам с солдатами машет, чтоб убирались из кабинета.

– А как же деньги, сэр?

– Получите вы свои деньги. А сейчас – вон!

Вид у него был как у человека, которого помиловали аккурат перед расстрелом.

В общем, вышли мы из кабинета, а меня там уже ждут. Четверо самых грозных молодчиков по эту сторону техасской границы.

– Ты, – говорят, – не обращай на нас внимания, дедуля. Мы телохранители твои.

Оказалось, и правда телохранители. С этого дня они ходили за мной повсюду. Они и скунс, конечно. Из-за скунса их ко мне и приставили. Я-то сам никому не был нужен. Это скунсу полагалась охрана.

А уж скунс от меня не отступал ни на шаг, как приклеенный. Бежал за мной по пятам, то и дело норовил проскочить между ног, хотя больше всего любил ездить у меня на руках или на плечах устроившись. И мурчал без передыху. То ли решил, что я его единственный настоящий друг на всем белом свете, то ли, что я тут главный слабак, из которого можно веревки вить.

Жизнь моя несколько усложнилась. Спал скунс теперь со мной, и все четыре молодца дежурили у кровати. В сортир я ходил в сопровождении скунса и одного телохранителя, остальные ждали в коридоре. Ни о каком уединении не могло идти речи. Я возмущался, что это бестактно, что это нарушает мои конституционные права, но никто не слушал. Я ничего не мог поделать. Телохранителей было двенадцать человек, раз в восемь часов они сменялись.

Полковника я несколько дней вообще не видел, и это было очень странно. То он места себе не находил, стремясь как можно скорее заполучить скунса, а теперь вдруг утратил к своей добыче всякий интерес.

Я все гонял в мыслях его слова о том, что скунс вовсе не скунс, а кто-то другой, много понимающий в машинах. И чем больше я об этом думал, тем больше укреплялся во мнении, что так оно и есть. Хотя все равно в голове не укладывалось, как зверушка может знать что-то о технике и уж тем более что-то с нею делать.

Но потом я вспомнил, как хорошо мы с Бетси понимали друг друга, и стал развивать эту мысль дальше: как человек и машина сумеют достичь такого взаимопонимания, что смогут разговаривать, и как человек – даже лишенный рук – будет помогать машине совершенствоваться.

Если произнести это вслух, прозвучит, конечно, полной бредятиной, но если представлять потихоньку про себя, то от таких мыслей становится тепло на душе. Человек и машина сделаются настоящими друзьями.

В общем-то, если подумать, не такая уж это и бредятина.

Может, когда я ушел в кабак и оставил скунса в машине, он осмотрел мою Бетси и проникся к ней, старушке, сочувствием – как человек может пожалеть бездомного кота или побитую собаку. Наверное, тогда-то скунс и принялся улучшать ее. Вероятно, прихватил у нее же немного металла в тех местах, где можно было убавить, и отрастил в ней бортовой компьютер и все такое прочее. Небось он просто не понял, как вообще можно было сделать машину без таких необходимых деталей. Решил, наверное, что производитель схалтурил.

Телохранители наши окрестили скунса Вонючкой, и это, конечно, была форменная клевета, ведь лично я в жизни не встречал зверя более интеллигентного и воспитанного. Я им так и сказал, но они заржали мне в лицо. Вскоре эта кличка разошлась по всей базе и всякий встречный-поперечный кричал: «Здорово, Вонючка!»

Скунса это вроде не обижало, и я тоже стал его так называть.

Я кое-как уложил в голове, что это Вонючка переделал мою Бетси и даже зачем он ее переделал. Но одного никак не мог понять: откуда он вообще взялся. Я все думал и думал об этом, но никаких предположений не возникало, кроме самых диких, слишком безумных даже для меня.

Я пробовал зайти к полковнику, но сержанты и лейтенанты всякий раз выгоняли меня вон, так что я не успевал с ним и словом перемолвиться. В конце концов я разобиделся и решил больше к нему не ходить. Пусть сам за мной посылает.

Однажды он и правда меня вызвал, и в кабинете у него толпились всякие генералы. Полковник беседовал с довольно свирепого вида седым господином. У господина был крючковатый нос, квадратная челюсть и звезды на погонах.

– Генерал, позвольте вам представить лучшего друга нашего Вонючки.

Генерал пожал мне руку. Вонючка, сидевший у меня на плечах, вежливо замурлыкал. Генерал смерил его оценивающим взглядом и говорит:

– Господь свидетель, я надеюсь, вы не ошиблись, полковник. Ведь если ошиблись и эта история куда-то просочится, военно-воздушным силам крышка. Армия и флот нам этого не спустят, а уж что сделает конгресс, подумать страшно.

Полковник сглотнул и заверил:

– Я уверен, что не ошибся, сэр.

– Не знаю, как я позволил себя в это втянуть… Это самая безумная авантюра на моей памяти. – Генерал снова глянул на Вонючку. – С виду скунс как скунс.