Ветер чужого мира

– Но нельзя же вот так выжимать его досуха! Он столько для нас сделал. Дайте малышу передохнуть. Терпение пока проявляет он один – смиренно ждет, когда мы начнем с ним общаться, когда поймем, кто он такой!

Они продолжали орать друг на друга, и полковник, видимо, забыл о моем присутствии.

Мне стало неловко. Я сделал знак Вонючке, он запрыгнул мне на руки, и я потихоньку вышел.

Ночью я лежал без сна. Вонючка свернулся клубком у меня в ногах. Четверо телохранителей сидели и наблюдали за нами, тихие, как мыши.

Я думал о том, что полковник сказал генералу, и очень сочувствовал Вонючке. Представил себе человека, который попал на планету скунсов, и всем этим скунсам плевать на него, их интересует лишь то, что он умеет рыть самые глубокие, самые хорошие норы, и рыть очень быстро. И нор этим скунсам надо так много, что у них нет времени разбираться в чувствах человека, пытаться с ним поговорить, помочь ему…

Я лежал, мучаясь угрызениями совести и пониманием того, что ничего не могу сделать. А потом Вонючка встал, пришел ко мне под бок и привалился. Я его обнял покрепче, а он замурчал, и так мы с ним и заснули.

На другой день прибыл атомный корабль. Экспериментальная модель, последняя из трех, что были на тот момент построены. Ну и громадное же чудище! Мы наблюдали с почтительного расстояния, как его подвозят к котловану и спускают на воду – невзрачное, приземистое, одним своим видом внушающее трепет.

По трапу спустился экипаж, его увезли на моторке. Все как один желторотые наглецы, явно очень гордые, что служат на таком корабле.

На борт мы с Вонючкой отправились наутро. Сопровождали нас полковник с генералом, и пока моторка покачивалась у трапа, они успели в очередной раз не сойтись во мнениях.

– Я все равно считаю, что риск слишком велик. Одно дело играть с самолетами, но атомный корабль – это уже совсем не игрушки. Если Вонючка сделает что-то не то…

Генерал поджал губы:

– Нам придется рискнуть.

Полковник дернул плечом и стал подниматься по трапу. Генерал дал мне знак, и я тоже полез. Вонючка сидел у меня на плечах. Генерал забрался следом.

В самолетах мы с Вонючкой обычно сидели одни, но в этот раз нас сопровождала группа техников. Места было много, и так они могли наблюдать за тем, что делает Вонючка. Полагаю, в случае с атомным кораблем держать руку на пульсе было особенно важно.

Я сел в капитанское кресло, Вонючка устроился у меня на коленях. Полковник побыл с нами какое-то время, потом ушел, и мы остались одни.

Мне было неспокойно. Все-таки полковник дело говорил. Но время тянулось, ничего не происходило, и я стал надеяться, что обойдется.

Так прошло четыре дня. Я попривык и успокоился. Убеждал себя, что на Вонючку можно положиться. Он не сделает нам ничего плохого. Если судить по тому, как вели себя техники и как скалил зубы генерал, Вонючка пока оправдывал ожидания.

На пятый день, когда мы начинали свою вахту, генерал сказал:

– Думаю, сегодня закруглимся.

Это меня обрадовало.

А потом, когда мы уже собирались сделать перерыв на обед, все и случилось. Вряд ли я смогу изложить по порядку, поскольку сам мало что понял. Я как будто услышал чей-то крик, хотя никто не кричал. Я привстал с кресла и снова сел.

Крик повторился.

Я понял: сейчас что-то будет. Вот прямо костьми ощутил. Надо поскорее убраться с атомного корабля. Меня охватил страх – животный ужас. Но чувство долга пока было сильнее. Я не мог уйти. Я должен был оставаться на месте и выполнять свою работу. Я вцепился в подлокотники и велел себе собрать волю в кулак.

Но тут меня накрыла такая паника, что все остальное потеряло значение. Я уже не мог с ней бороться. Я вскочил, сбросив Вонючку на пол, кинулся к двери, насилу открыл ее, и вспомнил, что я не один.

– Вонючка!

Хотел было вернуться и подобрать его, но паника усилилась, и я помчался наутек, не разбирая дороги.

Бегу я, значит, по мосткам, железо под ногами гремит, а снизу слышно, как там тоже все мечутся и кричат. Я сразу понял, что не ошибся, что не просто так перетрухнул. На корабле что-то случилось.

Люди хлынули изнутри на палубу и стали торопливо спускаться по лестнице. Моторка уже шла, чтобы забрать их. Один не удержался на лестнице, свалился в воду и поплыл к суше.

Вокруг котлована собирались пожарные машины и кареты «скорой помощи», а на главном корпусе базы пронзительно завывала сирена – точно кошка, которой наступили на хвост.

Глядя по сторонам, я видел застывшие бледные лица. Народ был перепуган не меньше моего, но я от этого почему-то не забоялся еще сильнее, а даже малость успокоился.

Люди торопливо спускались по лестнице один за другим, в воду упали еще несколько и теперь добирались вплавь. Если бы кому-нибудь пришло в голову засечь время, наверняка один из этих пловцов поставил бы мировой рекорд.

Ожидая своей очереди к лестнице, я снова подумал о Вонючке и решил, что надо за ним вернуться. Но на полпути остановился, растеряв остатки храбрости. И вот что странно: я совершенно не понимал, что же меня так пугает.

В общем, я в числе последних спустился в перегруженную моторку, и она с трудом поползла к суше.