Ветер чужого мира

– Сорняки не выпалывал? – спросил я.

– Такие большие – нет, – ответил банкир. – Джо, я с этими цветами очень бережно обращаюсь, ты же знаешь. Прополки, рыхление, поливы, опрыскивание – все в свой срок. Минеральные удобрения – строго по инструкции. Стараюсь плодородие почвы держать на высоте.

– Может, лучше бы навоз вместо химии? Никакие промышленные удобрения с ним не сравнятся.

– А вот тут я с тобой не соглашусь! Судя по результатам анализов…

Ну, на эту тему мы с ним давно бодаемся, уже который год. Вот и сейчас Стивенс мигом оседлал любимого конька. Я слушал вполуха и не перебивал, просто занимался своим делом – зачерпывал почву в горсть, крошил, рассматривал. Мертвая она, это сразу чувствуется. Сухая, легко крошится. Я выкопал ямку глубиной фут, взял со дна – то же самое.

– Давно ты тут поливал? – спросил я.

– Вчера вечером.

– А когда обнаружил погибшие цветы?

– Нынче утром. Еще вчера они были совершенно здоровы. А сегодня… – У Стивенса задрожали веки.

Я попросил у него стеклянную консервную банку и заполнил ее почвой.

– Отправлю в лабораторию, – может, с землей что-то не так.

Подъезжая к своему дому, я увидел возле живой изгороди стаю лающих собак. Наши местные дворняги страсть как не любят кошек. Я запарковался, вынул из багажника старый черенок от тяпки и пошел выручать загнанную жертву.

При виде меня собаки разбежались. Я поискал кошку, но не нашел, и это разожгло во мне любопытство. Я решил найти причину собачьего волнения.

И нашел.

Она лежала на земле, среди густой молодой поросли. Похоже, забралась туда в поисках укрытия.

Я дотянулся и вынул.

Какое-то растение. Порядка пяти футов высотой, с необычной корневой системой. Корней восемь, одинаковые, сужающиеся – примерно дюйм толщины в основании и четверть дюйма в конце. Они не переплетены и не спутаны, а расположены свободно, двумя четкими рядками по четыре штуки. Приглядевшись к кончикам, я понял, что они не оборваны – тупые, прочные торцы.

Стебель внизу был почти с кулак взрослого мужчины. Четыре основные ветви покрыты толстыми, жесткими, что называется мясистыми листьями. Но последний фут каждой ветви листьев лишен. На верху стебля несколько бутонов, а может, семенных коробочек; самая крупная – со старомодную кофейную чашку.

Сидя на корточках, я разглядывал растение. И чем дольше этим занимался, тем пуще недоумевал. Уж кто-кто, а сельскохозяйственный консультант должен кое-что смыслить в ботанике. Но ничего похожего на эту штуковину мне еще видеть не приходилось.

Я оттащил ее по лужайке за гараж, в сарай с инструментами, и оставил там, решив заняться ею после ужина.

А что у меня на ужин? Зажарю-ка стейк да накрошу миску салата.

В городе многие удивляются, почему я живу на старой ферме. Все просто: привык я к ней. Да и какой смысл переселяться, если расходы по ее содержанию плевые: налог и мелкий ремонт. Мать в последние годы перед смертью хворала, мне приходилось и готовить, и прибираться, так что руку я на этом набил.

Помыв тарелки, я сел за вечернюю газету. Времени на нее ушло немного – что там, собственно, читать? – и я решил заглянуть в старый учебник ботаники, авось найду какую-нибудь подсказку насчет моей находки.

Но ничего похожего не обнаружилось. Я отложил книгу и взял фонарик – посмотрю перед сном на растение, может, оно не совсем так выглядит, как мне запомнилось.

Я распахнул дверь сарая, посветил – и не увидел находки там, где оставил ее. А потом услышал шелест в углу и направил туда свет.

Растение переползло в угол. Теперь оно пыталось встать: упиралось верхушкой в доску, выгибало ствол – очень похоже пьяница силится выпрямиться с помощью стенки.

Я стоял и пялился разинув рот. Потом, охваченный даже не страхом, а ужасом, кинулся в ближайший к двери угол и схватил топор.

Если бы растение ухитрилось встать, я бы, наверное, изрубил его в сечку. Но, понаблюдав за ним, понял: силенок у него маловато. И не удивился, когда оно беспомощно сползло на пол.

Следующий мой поступок был таким же инстинктивно-безрассудным, как и бросок к топору.

Я нашел старую лохань, до половины наполнил ее водой. Потом взял растение – казалось, оно сопротивляется на манер червяка, – и окунул корнями в воду, и придвинул лохань к стене, чтобы моя находка могла стоять, прислонившись к ней.

Я вернулся в дом, порылся в стенных шкафах и нашел лампу солнечного света, купленную пару лет назад, когда дал о себе знать артрит плечевого сустава. Свет лампы я направил на растение, подвесив ее не слишком близко. Потом принес полную лопату огородного грунта и свалил его в таз.

Вот, пожалуй, и все, что я мог сделать для растения. Обеспечил его водой, питательной почвой и искусственным освещением. Усердствовать с лечением не стоило, я ведь не знал, какие условия для этой диковинки привычны; дам ей что-нибудь не то, а она возьмет и окочурится.

Похоже, все было сделано правильно. Растение явно взбодрилось, и венчавшая его коробочка размером с кофейную чашку поворачивалась следом за мной всякий раз, когда я передвигался по сараю.