Ветер чужого мира

А теперь здесь затаился пуудли… Ну, может, и не здесь, но для него это самое подходящее место, единственное на весь город, где можно находиться на виду и не вызывать чрезмерного любопытства. Ведь в зоопарке сплошь и рядом редкие, непримелькавшиеся звери, очередная диковинка удостаивается лишь кратковременного интереса. Проникший сюда чужак останется незамеченным, если только какой-нибудь смотритель не додумается проверить список экспонатов.

В этом вольере пуудли мог бы преспокойно дождаться той минуты, когда на свет появятся новые пуудли. И никто бы его не потревожил, потому что ему подобные бестии – обычные обитатели зоопарка, специально привезенные на Землю, чтобы их разглядывали и изучали представители жестокого человеческого рода.

Джеймс молча стоял у ограды.

Гендерсон Джеймс. Тридцати шести лет, неженатый. Эксперт по психологии инопланетян. И нарушитель закона, запрещающего содержать в домашних условиях опасных неземных животных.

«Но почему я думаю о себе так? – пришла к нему мысль. – Почему стою тут столбом и пытаюсь разложить себя по полочкам? Инстинктивное желание постичь собственное „я“?.. В этом нет необходимости. Глупое это занятие – вычерчивать контуры своей психики. Глупо также продолжать эту охоту».

Джеймс вспомнил, как многие дни боролся со жгучим желанием приобрести пуудли, как воображал катастрофические последствия поражения в этой борьбе. Если бы к нему не явился старый контрабандист и за бутылкой отменного вина из созвездия Волка не заявил, что за определенную – конечно же, головокружительную – сумму может привезти живого пуудли в хорошем состоянии, ничего не случилось бы. Джеймс был уверен, что у него самого никогда бы не возникла идея добыть столь опасного зверя. Но того бывалого капитана он знал давно и ценил за прежние сделки. Этот человек не упускал возможности зашибить деньгу хоть честным, хоть нечестным способом, но на него всегда можно было положиться. Он делал то, за что ему платили, а после держал рот на крепком замке.

Джеймс решил заполучить пуудли, потому что это самый необычный зверь в Галактике и его уникальные повадки, будучи разгаданы, позволили бы найти оригинальные подходы к инопланетным умам и характерам, дополнить новыми главами многосложный научный труд. Но затея эта, при всех сулимых ею выгодах, была чрезвычайно рискованной, и теперь риск вырос стократ, потому что зверь вырвался на волю. Даже не вообразить, сколько родится потомков у этого первого выводка, который может появиться с часу на час. Наверное, такая прорва, что они сотрут с лица земли все человеческое население или по меньшей мере сделают планету непригодной для ее законных хозяев.

Такой мир, как Земля с миллионами ее жителей, – легкая добыча для хищных клыков и управляющих этими клыками хищных умов. Пуудли будут охотиться не ради утоления голода и даже не из-за безумной кровожадности, а по той единственной причине, что они абсолютно убеждены: опасность для их рода не исчезнет, пока на Земле существует иная разумная жизнь. Это борьба за выживание – так дерется загнанная в угол крыса… Вот только пуудли – не крыса. Если и можно его куда-то загнать, то разве что в смертоносную растерянность его рассудка.

Когда земляне попытаются переловить расплодившихся хищников, те разбегутся по всей планете, на это им хватит ума. Они знают, как действуют ружья, капканы и яды; они будут непрестанно плодиться. Каждый из них ускорит процесс почкования, чтобы на смену погибшему сородичу появлялись десятки, если не сотни новых.

Джеймс бесшумно перелез через ограду и сполз на топкое дно. Прикончив чудище, смотрители осушили ров. Наверняка собираются очистить его от ила, но пока не дошли руки.

Он медленно, осторожно побрел по жиже, чавкая подошвами. Добрался до каменистого склона – это островок, окруженный рвом.

Несколько мгновений Джеймс стоял, упираясь ладонями в мокрые валуны и сдерживая дыхание, чтобы не мешало прислушиваться. Зверь, завывавший в потемках, уже угомонился; кругом царила мертвая тишина. Впрочем, Джеймсу это лишь казалось. Вскоре он различил слабые звуки – сновали в траве и кустах насекомые, шелестели листья высившихся за рвом деревьев, издали доносились хриплые вздохи спящего города.

И тут на Джеймса накатил страх. Страх, порождаемый этой ненастоящей тишиной, этим топким рвом, этой грудой влажных камней.