Ветер ярости

– Там было две причины. Я боялась. Когда я написала этот текст, он лежал у меня месяца два, и не показывала никому. Мне было страшно, я понимала, что когда его прочитают, начнется что-то необратимое, еще я боялась, что меня не поймут и начнут травить. И потом случился скандал с одним феминистским фестивалем, в ходе этого скандала, хедлайнер фестиваля, обрати внимание, мужчина, начал травить меня в своем Фейсбуке и писать, что я плохая феминистка и плохая поэтесса. И текст разлетелся по Интернету, и на волне мощной феминистской поддержки я решила его печатать. Это надо было сделать очень быстро, рассчитывать на поэтические издательства было бессмысленно, нужно было что-то предпринимать! Я написала подруге – Алене Левиной[12] – и она мне сделала макет. Потом я позвонила нескольким типографиям, и они назвали мне суммы, для меня запредельные. В итоге я посчитала, что принтер дешевле купить, попросила Алену сделать версию для печати на принтере, она сделала. Я заказала в Интернете принтер, купила бумагу, самую дешевую, офисную, и начала печатать. Все.

– Какой тираж самиздатского «ветра ярости»?

– На данный момент я напечатала около 2500 экземпляров. Кстати, Алена сразу сделала мне PDF-версию, мы ее сразу выложили в Вконтакте, и она до сих пор там.

– Правда ли, что по авторскому решению «ветер ярости» не мог попасть в руки мужчин?

– Да. Такова была затея. Но были прецеденты, я знаю, что книжка попала Дмитрию Волчеку[13], ему передала Любава Малышева[14], а лично из своих рук я дала ее только Илье Данишевскому, но он сразу передарил Марии Степановой, и Матвею Янкелевичу[15]. Еще Джон Платт[16] взял сам, не зная правил игры, и перевел «ветер ярости» на английский. Матвею я вручила «ветер» только потому, что он рассказал мне, как он начинал в Америке свой издательский проект с маленького принтера, я почувствовала братско-сестринские чувства и подарила ему два своих зина – «ветер ярости» и «Графический дневник лесбийского тела и души». Его тоже можно в PDF посмотреть. Тут сработала солидарность. Иногда до меня доносятся возмущенные возгласы мужчин о том, что я их обделила, но я не понимаю, почему они возмущаются, если тексты доступны для всех в Интернете.

– Расскажи про свою первую любовь? Ты сказала, что как-то писала любовные стихи?

– Я до сих пор пишу любовные стихи. И «ветер ярости», и «Кузьминки», и «Сибирь», и «Проспект Мира» – это все стихи о любви. Кажется, Данишевский сказал однажды, что моя Сибирь – это филиал ада, но я считаю, что это стихи про большую любовь. У меня очень сложные отношения с любовью.

– Насколько сложные и что ты подразумеваешь под «сложностью»?

– Есть два нюанса. До двадцати пяти лет я встречалась с мужчинами, но теперь я считаю себя лесбиянкой. Мужская линия у меня совершенно не прописана – как в жизни, так и в текстах. Сколько бы у меня ни было мужчин, я не помню о них ничего. Я готова вспомнить кто, зачем, как и что, но сказать, что я этих людей любила или хотя бы знала, я не могу. Недавно разговаривала с подругой, и она сказала: «Я не хотела быть с этим человеком, я хотела быть этим человеком». И это две разные вещи. И я понимаю, что все мои отношения с мужчинами были странными и социально обоснованными.

– Навязанные обществом?

– Это называется принудительная гетеросексуальность. Я родилась в маленьком городе, в простой семье, где слово «лесбиянка» я узнала очень поздно. Усть-Иимск – это место, лежащее среди зон, и там много тюремных мифов и там чаще можно встретить слово «ковырялка»…

– Что это?

– Так называют лесбиянок в тюрьме. В тюрьме женщины по разным причинам становятся лесбиянками. И первое слово, которое я узнала, было «ковырялка». Подошла к маме и спросила, что это такое. Я была чуть ли не в первом классе и еще не знала слово «секс». Мама сильно растерялась, но попыталась ответить: «Понимаешь, бывают такие ситуации в жизни, когда женщины сидят в тюрьме и у них же нет мужчины, а надо как-то справляться…» Я сделала вид, что поняла. И сейчас, последние года три-четыре, я занимаюсь ретроспективным осознанием себя. В 25 лет у меня появились более-менее серьезные отношения с женщиной, а до 25 лет я понимаю, что со всеми моими знакомыми девушками, с которыми я дружила, – с ними была история не про дружбу, это было про другое.

– А расскажи про самое большое разочарование в жизни?