Ветер переменных направлений

– Это не я! – хрипит придушенная жертва. – То есть я – это я, но вопросы зарплаты вон к нему! – и тычет пальцем в соседа.

До драки дело не доходит, но искрит изрядно. Все вдруг спешат домой и по делам, зал быстро пустеет, заполняется другими клиентами, а Яшины вопросы остаются без ответа до следующей встречи. В конторе мужики тоже не хилые, но от кабинетной работы и частых заседаний немножко оплывши. Да и куда попрешь против белорусского напора? Планировали при случае обломать его кучей. Он, этот случай, вчера и представился.

Яков, хорошо отметив отход в «Селедке», перешел дорогу и очутился в «Сардине». Все удачно совпало: в ту пору за рюмкой чая там мирно паслось колхозное стадо. С появлением Яши «дебаты» мгновенно стихли, видимо, совещание было закрытым. Он присел к столу, где первым номером блистал толстомордый начфин Берзин, не спеша налил в чужой фужер чужой водки, поздравил себя «Ну, с отходом Яков Егорыч!», замахнул «коня», крякнул и окинул сидящих добрым взглядом.

– Не ждали?

Не дожидаясь ответа, он зацепил вилкой ломоть лосося и обратился к начфину с предложением… Ну, читатель, вы, наверное, догадываетесь, с каким. Вот тут конторским и представился случай проучить чужака. Дамы еще яду добавили:

– Пфуй! От него пахнет тухлой рыбой!

Слово за слово… Спереди Яшу за грудки, сзади за шиворот. Ему тесно, не раззудить плечо, но как-то завалил пару столов вместе с собранием, театр боевых действий расширился, и понеслось. Три стула об их головы Яков Егорыч обломал, и об его – четыре. Целой мебели уже не осталось, когда наш штурман для порядка перетянул по хребту последнего, прятавшегося под стойкой бармена, и вышел на рубеж входных дверей. Уже стемнело. Перед ним в тусклом свете фонарей полукольцом стояла сплоченная масса колхозных коммунистов со штакетинами в руках. Жаждущие зрелищ робкие мужчины и дамы средне-старшего возраста пребывали во втором эшелоне. Казалось, вариантов нет: будут бить, а потом до утра праздновать победу. Но что-то пошло не так. Яша сымитировал рывок вправо – партячейка с дрекольем качнулась влево, а он вдруг взял на противоход, шустро дернул в противоположном направлении и пропал в приоткрытых воротах дворика при кафе. Западня захлопнулась – стены прилегающих зданий создали этот дворик и сделали глухим. Он всегда был завален березовыми дровами и кирпичом.

– Бей коммуниста! Мочи падлюку! По пурну его!.. – раздались ликующие крики большевиков, и ударная группа из трех человек с финансистом на острие ломанулась в брешь. Но ворота вдруг встречно распахнулись, и Берзин получил мощнейший удар одноименным березовым колом по личности – это прилетело из темноты двора.

По рассказам беспристрастных очевидцев, из глаз начфина брызнули искры вольтовой дуги, но это длилось лишь мгновенье, затем, уже в границе света и тени, мелькнули в воздухе его красные китайские кеды. Игра была сделана. Держа орудие наперевес, легким шагом из подворотни вышел Яков Егорыч. Настоящий коммунист!

У них, по-видимому, были кардинально различные подходы к марксистско-ленинской теории и философии, непримиримые мировоззренческие взгляды. После двух молодецких взмахов первый эшелон бойцов рассеялся быстро, а второй, из утонченных зрителей, – стремительно. Опустела площадь, и только метров за двести, в густых прибрежных камышах речитативом звучал одинокий голос – кто-то кого-то вызывал «один на один».

Рассказ Яши был великолепен, в благодарность я вытащил из стола бутылку вина.

– Плывите, Яков Егорыч, дальше! Спокойной вахты!

Дверь в каюту на этот раз открылась свободно, но Иваныч исчез. «Наверно, гостит в носовом кубрике», – подумал я и тотчас заснул.

На пароходе будит не шум, а тишина. Часы показывали десять, двигатель не работал. Я быстро оделся и помчался наверх. На мостике – никого. Что за дела?! Где вахта? Я осмотрел помещение и выглянул на палубу. Сохраняя очередь, полуголая команда стояла поодаль от точки выдачи напитков и наблюдала за каким-то невидимым мне событием. У капитанского иллюминатора явно что-то происходило.

«Фюи-фюи-фюи!» – тревожно зазвучал свисток переговорной трубы, изобретения, никак не связанного с электроникой. Труба – это всего лишь гофрированный шланг, связывающий каюту капитана с мостиком и наоборот. Здесь дунул – капитан услышал, капитан дунул – я услышал, выдернул свисток – и пошли общаться. Свистел абонент Вилнис, я выдернул свой свисток.

– Привет, командир! Как бизнес, процветает?

Но, кажется, на том конце юмора не понимают.

– Караул! Володя, спасай, этот козел лезет в иллюминатор!

– Не понял, кто лезет?

– Яшка… С плохими намерениями! – слышен вопль. – Отскочи прыжками!..

Я успокаиваю как могу:

– Вилнис Яныч, не ссы, железо-то он раздвинуть не сможет, а пожрать я тебе позже принесу.

– Епта! Да при чем здесь пожрать?! Он своей клешней уже по горлу чиркает, а мне потом ходить с кривой шеей всю оставшуюся жизнь!

Слышу, Вилнис кому-то на надрыве:

– Пошел на!..

Я живо представил себя на месте капитана, в углу ринга, и вошел в раж: