Ветер сквозь замочную скважину

— Она не будет шарахаться от ветра? — спросил я, кивая на маленькую, ладненькую мулицу. Сидя на ней верхом, юный Билл почти доставал ногами до земли. Через годик он уже будет слишком велик для нее. Хотя, конечно, через годик он скорее всего окажется далеко от Дебарии — еще один путник на дорогах увядающего мира. А Милли станет лишь воспоминанием.

— Милли? Нет, — отозвался он. — Она крепкая, как дромадер.

— Вот как? А кто такой дромадер?

— Откуда мне знать? Просто па всегда так говорит. Я как-то раз его спросил, но он тоже не знает.

— Тогда поехали, — сказал я. — Чем быстрей доберемся до города, тем быстрей избавимся от этой пыли. Но я собирался сделать по крайней мере одну остановку по дороге к городу. Надо было кое-что показать мальчику, пока мы оставались наедине.

* * *

На полдороге от ранчо к Дебарии я увидел заброшенный пастуший сарай и предложил передохнуть там немного и перекусить. Билл Стритер довольно охотно согласился. Он потерял отца и вообще всех, кого знал, но все же это был мальчик, который быстро рос, и со вчерашнего ужина у него не было ни крошки во рту.

Мы привязали лошадь и мула, спрятав их от ветра, и уселись на пол сарая, прислонившись спинами к стене. У меня в седельной сумке было сушеное мясо, завернутое в листья. Мясо было соленое, но бурдюк у меня был полон. Мальчик съел с полдюжины ломтей, откусывая огромные куски и запивая их водой.

Сильный порыв ветра сотряс сарай. Милли издала протестующий звук и затихла.

— К ночи самум разыграется по полной, — сказал юный Билл. — Точно говорю.

— Мне нравится шум ветра, — сказал я. — Он навевает мне мысли об истории, которую читала мне мама, когда я был мальцом. — Называется она «Ветер сквозь замочную скважину». Ты ее знаешь?

Юный Билл покачал головой:

— Мистер, а вы правда стрелок? Не врете?

— Правда.

— Можно мне немного подержать ваши револьверы?

— Никогда в жизни, — сказал я, — но ты можешь посмотреть вот на это, — я снял патрон с пояса и протянул его мальчику.

Он пристально рассматривал его, начиная с латунного основания и до самого кончика:

— Ух ты, тяжелый! Если попадете таким в кого-нибудь, он точно уже не встанет.

— Да, патрон — штука опасная, но он может быть и интересным тоже. Хочешь увидеть трюк, который я с ним проделываю?

— Еще бы.

Я взял у него патрон и принялся вертеть его между пальцами. Пальцы поднимались и опускались, поднимались и опускались будто волны. Юный Билл смотрел, раскрыв широко глаза:

— Как вы это делаете?

— Так же как все делают любые вещи, — сказал я. — Практикуются.

— Покажете, как это делается?

— Если присмотришься поближе, то сам увидишь, — ответил я. — Вот он есть… а вот его нет, — я молниеносно спрятал патрон под ладонью, думая при этом о Сьюзан Дельгадо, как, наверное, буду думать всегда, выполняя этот трюк. — А вот и снова он.

Патрон танцевал: сначала быстро… медленнее… опять быстрее.

— Следи за ним Билл, и попытайся понять, как я заставляю его исчезать. Не спускай с него глаз, — я понизил голос до убаюкивающего шепота, — смотри сюда… смотри… смотри. Тебе хочется спать?

— Немного, — он медленно прикрыл глаза, с трудом приоткрыл, — я мало спал прошлой ночью.

— Правда? Следи за патроном. Вот он есть… а вот его нет. Опять он. Танцует быстрее.

Патрон вертелся туда-сюда. А ветер все шумел, убаюкивая меня так, как мой голос убаюкивал мальчика.

— Спи, если хочешь, Билл. Слушай ветер и спи. Но и мой голос слушай тоже.

— Я слышу тебя, стрелок, — глаза его закрылись и в этот раз такими и остались. Руки его расслабленно лежали на коленях. — Слышу очень хорошо.

— Ты видишь патрон, так? Даже с закрытыми глазами.

— Да… но он стал больше. И засверкал, как золото.

— Правда?

— Да.

— Нырни глубже, Билл, но слышь мой голос.

— Я слышу.

— Я хочу, чтобы твой разум вернулся к прошлой ночи. Твои разум, глаза и уши. Ты это сделаешь?

Он нахмурился:

— Я не хочу.

— Это не опасно. Все уже случилось и к тому же, с тобой я.

— Вы со мной. И у вас револьверы.

— Правильно. Пока ты слышишь мой голос, с тобой ничего не случится, потому что мы вместе. Ты под моей защитой, понимаешь?

— Да.

— Твой папа наказал тебе идти спать под звездами, так?

— Ага, сказал, что ночь будет теплой.

— Но причина была не в этом, правильно?

— Не в этом. Дело в Элроде. Однажды он схватил кошку за хвост, повертел ее и выкинул. Она так и не вернулась. Иногда он тягает меня за волосы и поет «Парень, который любил Дженни». Папа его остановить не может, потому что Элрод больше и сильнее. А еще он держит нож в сапоге. Мог и зарезать. Но чудовище он зарезать не смог, так ведь? — сцепленные руки мальчика дрожали. — Элрод мертв, и мне радостно. Мне жалко остальных… и моего папу, не знаю, что мне без него делать… но я рад, что Элрод погиб. Больше он меня цеплять не будет. Не будет пугать. И я все видел, ага.

Значит все-таки он знает больше, чем лежит на поверхности его разума.

— Сейчас ты на пастбище.

— На пастбище…

— Ты завернулся в одеяло и лоскут.

— В тряпицу.

— В одеяло и тряпицу. Ты пока еще не спишь, может, смотришь на звезды… На Древнюю Звезду и Древнюю Мать.