Ветер сквозь замочную скважину

— Слушай сюда, юный Билл. Когда они вернутся, то приведут с собой нескольких солевиков. Может, дюжину, а может, человек двадцать. Скорее всего нам с Джейми придется провести их через тюрьму мимо твоей камеры, но ты не бойся: дверь камеры будет заперта. И тебе не надо будет ничего говорить — просто смотреть.

— Если вы думаете, что я укажу на того, кто убил моего папу, то зря. Я даже не помню, видел ли я его.

— Возможно, тебе вообще ни придется на них смотреть, — сказал я, искренне в это веря. Мы будем заводить их по трое в контору шерифа и прикажем приподнять штанины. А найдем человека с синим кольцом на лодыжке — сразу повяжем. Да это, наверное, и не человек уже.

— Хотите еще крученку, сай? Осталось три штучки, а я уже не могу.

— Оставь на потом, — сказал я и поднялся.

Лицо мальчика помрачнело:

— Вы вернетесь? Я не хочу оставаться здесь один.

— А как же, — я вышел из камеры, запер дверь и через прутья решетки бросил ему кольцо с ключами. — Впустишь меня, когда вернусь.

* * *

Толстого помощника в черной шляпе звали Строттер, а того, что с челюстью, — Пикенс. Они смотрели на меня с опаской и недоверием, что я почел за удачное сочетание. Опаска и недоверие — да, с этим я мог работать.

— Если я спрошу вас о человеке с синим кольцом, вытатуированном на щиколотке, это вам о чем-нибудь скажет?

Они переглянулись, и Черная Шляпа — Строттер — сказал:

— Каторга.

— И что же это за каторга? — Все это мне сразу не понравилось.

— Бильская каторга, — уточнил Пикенс, глядя на меня как на круглейшего из круглых идиотов. — Ты что, не знаешь ее? А еще стрелок.

— Городок Били — это же на запад отсюда, верно? — спросил я.

— Был когда-то, — сказал Строттер. — Теперь это Били, город-призрак. Пять лет назад через него прошли бандиты. Говорили, будто это люди Джона Фарсона, но я в это не верю. Куда там! Самые обычные бандиты, грош за дюжину. Когда-то там был аванпост ополчения — в те времена, когда у нас еще было ополчение, — и Бильской каторгой тоже заправляли они. Туда мировой судья отправлял воров, убийц и шулеров.

— И еще ведьм с колдунами, — вставил Пикенс. У него было выражение лица человека, вспоминающего старые добрые времена, когда поезда ходили по расписанию, а джинг-джанг, без сомнения, звонил куда чаще и из самых разных мест. — Тех, кто практиковал черную магию.

— А один раз поймали людоеда, — добавил Строттер. — Он свою жену съел, — он сопроводил сообщение дурацким смешком, хотя неясно было, что именно его развеселило — сам факт поедания или отношения людоеда с жертвой.

— Этого-то парня повесили, — сказал Пикенс. Он откусил кусок жевательного табака и принялся его перемалывать своей внушительной челюстью. Взгляд его по-прежнему туманили воспоминания о прекрасном прошлом. — В те дни на Бильской каторге много кого вешали. Мы с папашей и мамашей несколько раз ездили посмотреть. Мамаша всегда брала с собой перекусить, — он неторопливо, задумчиво кивнул. — Да, много их было, много. И народу съезжалось полно. Там были балаганы и разные штукари, которые показывали хитрые штуки, вроде жонглирования. Иногда собачьи бои устраивали. Но главное-то, конечно, была виселица, — он захихикал. — Помню одного парня — он такую каммалу там сплясал, когда от падения его шея не…

— И какое отношение это имеет к татуировкам?

— А, — сказал Строттер, вспомнив, с чего начался разговор. — Их делали всем, кто трубил срок в Били, вот в чем тут дело. Я уж позабыл, то ли это делалось в наказание, то ли как опознавательный знак, на случай, если кто сбежит из рабочего отряда. Десять лет назад все это закончилось, и каторга закрылась. Вот почему бандиты смогли разгуляться там как следует: потому что ополчения-то там уже не было и каторга закрылась. Теперь нам приходится со всей этой швалью разбираться самим, — он смерил меня с ног до головы вызывающим взглядом. — Теперь Галаад не больно-то нам помогает. От Джона Фарсона толку было бы больше, и кое-кто уже готов отправить к нему на запад посланцев, — наверно, он что-то увидел в моих глазах, потому что подобрался в кресле и добавил: — Не я, само собой. Это уж нет. Я верю в честный закон и династию Эльда.

— Как и мы все, — присоединился к нему Пикенс, яростно кивая.

— А можете вы сказать, не отсидел ли кто из шахтеров на Бильской каторге до того, как та закрылась? — спросил я.

Строттер задумался ненадолго и сказал:

— Да есть такие. Не больше четверых из каждого десятка, так я скажу.

Позже я научился держать лицо, но то было в давние годы, и он, наверно, увидел мое уныние. И оно вызвало у него улыбку. Сомневаюсь, понимал ли он, чего ему могла стоить эта улыбочка. Последние два дня выдались для меня нелегкими, и мысль о мальчике грузом давила мне на душу.

— А кто, по-твоему, согласится за гроши вырубать соль из этой вшивой дырки в земле? Образцовые граждане? — спросил Строттер.

Похоже было на то, что юному Биллу придется-таки взглянуть на нескольких солевиков. Оставалось надеяться, что тот, кого мы ищем, не в курсе, что мальчик видел только его татуировку в виде кольца.

* * *