Ветер сквозь замочную скважину

На следующее утро мы взяли нескольких человек (которые проявили недюжинное рвение) и пошли к железке. А там уже поставить Малыша Гуделку на рельсы было делом нескольких часов. Тревис, наш механ, руководил операцией. Я же завел кучу друзей, сказав, что в полдень все пообедают у Рейси за мой счет, а после забесплатно напьются в «Злосчастье».

Вечером намечались городские гулянья, на которых мы с Джейми будем почетными гостями. Я бы с удовольствием обошелся и без них — хотел поскорее вернуться домой, да и многолюдные компании меня не прельщают — но по большому счету это тоже часть работы. Одно хорошо: там будут женщины, и некоторые, без сомнения, будут симпатичными. От них я не откажусь, да и Джейми, думаю, понравится. Ему еще многое предстоит узнать о дамах, и Дебария для этого ничем не хуже других мест.

Мы стояли и наблюдали, как Малыш Гуделка пыхтя разворачивается в направлении Галаада.

— По пути в город заглянем в Благодать? — спросил Джейми. — Узнаем, хотят ли они принять мальчика?

— Ага. Настоятельница сказала, что у нее кое-что для меня есть.

— И ты знаешь, что?

Я покачал головой.

* * *

В Благодати Эверлинн, эта женщина-гора, ринулась к нам через весь двор, широко раскинув руки. Меня так и подмывало пуститься наутек: на нас словно бы мчался один из тех здоровенных грузовиков, которые когда-то ездили по нефтяным полям возле Куны.

Но она нас не смела, а заключила в свои грудастые объятия. От нее исходил сладкий аромат: смесь корицы, чабреца и выпечки. Она поцеловала Джейми в щеку — тот весь зарделся. А меня наградила смачным поцелуем в губы. Некоторое время мы видели вокруг себя только ее затейливые развевающиеся на ветру одеяния да ее шелковый капюшон. Наконец она отступила, лицо ее сияло.

— Какую же огромную услугу вы оказали городу! Мы все говорим спасибо!

Я улыбнулся:

— Сай Эверлинн, вы слишком добры.

— Глупости какие! Вы же пообедкаете с нами, да? И вина попьете, но только немножко — не сомневаюсь, что вечером выпивки будет вдосталь, — она проказливо подмигнула Джейми, — но поосторожнее там со всеми этими тостами. Выпив лишнего, мужчина уже не такой уж и мужчина, да и кое-какие минуты потом в памяти не останутся, — она запнулась, а затем на лице ее заиграла понимающая улыбка, которая не очень-то сочеталась с ее одеяниями. — Хотя… может, оно и к лучшему.

Джейми покраснел еще сильнее, но промолчал.

— Мы увидели, что вы идете к нам, — сказала Эверлинн, — и кое-кто еще здесь хочет вас поблагодарить.

Она отошла в сторону, и мы увидели миниатюрную сестру благодати по имени Фортуна. Она все еще была в бинтах, но уже не так походила на злого духа, как в прошлый раз, а незабинтованная сторона лица светилась радостью и облегчением. Сестра робко ступила вперед.

— Я снова могу спать. А иногда меня даже не беспокоят кошмары.

И тут она подобрала свою серую рясу и упала перед нами на колени, чем очень меня смутила:

— Я, сестра Фортуна, бывшая Энни Клей, благодарю вас. Как и мы все, но я хочу поблагодарить вас лично, от всего сердца.

Я мягко взял ее за плечи:

— Встань, женщина. Не преклоняйся перед такими, как мы.

Она посмотрела на меня сияющими глазами и поцеловала в щеку той стороной рта, которая все еще была способна целовать. Потом побежала через весь двор к какому-то строению. Наверное, к кухне, потому что из той части гасьи до нас доносились чудесные запахи.

Эверлинн проводила ее любящей улыбкой, а затем повернулась ко мне.

— Есть такой мальчик… — начал я.

Она кивнула:

— Билл Стритер. Знаю я его и все, что с ним приключилось. В город мы не ходим, но иногда город приходит к нам. Ворона прилетает и на хвосте приносит, если вы понимаете, о чем я.

— Понимаю прекрасно, — ответил я.

— Приводите его завтра, когда головы ваши уменьшатся до нормального размера, — сказала она. — Мы тут все женщины, но всегда будем рады приютить сироту… по крайней мере, до тех пор, пока у него не вырастет достаточно волос на верхней губе. Ведь после женщины начнут бередить разум и тело мальчика, и лучше для него здесь не оставаться. А пока что мы научим его цифрам и буквам… если, конечно, он достаточно смекалистый для этого. Что скажешь, Роланд, сын Габриэль?

Я как-то не привык, чтобы в моем имени упоминали мать, а не отца, но звучало это довольно приятно:

— Весьма смекалистый.

— Вот и хорошо. А когда придет время ему нас покинуть, мы найдем для него другое место.

— Надел и дом, — сказал я.

Эверлинн рассмеялась:

— Ага, именно так! Как в истории про Тима Отважное Сердце. А теперь давайте же преломим хлеб и выпьем вина за молодых героев.

* * *

Мы ели, мы пили и вообще очень весело проводили время. Когда сестры начали убирать со столов, настоятельница Эверлинн отвела меня в свое жилище, которое состояло из спальни и большого кабинета. В кабинете стоял огромный дубовый письменный стол. В лучах солнца на столе спала кошка, удобно устроившись среди залежей бумаг.

— Мужчины здесь почти не бывают, Роланд, — сказала она, — но одного ты, возможно, знаешь. Бледное лицо, черные одежды. Понимаешь, о ком я?