– Это для
Говоря так, Барсук, конечно, не знал, в какую сторону повернет колесо истории, какой запутанный характер может принять она, и сколько воды утечет, прежде чем Жаб сможет спокойно усесться в своем наследственном Жаб Холле.
Между тем Жаб счастливо и бездумно шагал по большой дороге в нескольких милях от дома. Вначале он двигался тропинками, пересек много полей, время от времени круто меняя курс на случай погони. Но теперь, почувствовав, что опасность уже не грозит, солнце, глядя на него, улыбается, а Природа, вроде его сердца, полна самодовольства, он стал еще и пританцовывать.
– Лихо сработано! – посмеиваясь, заметил он сам себе. – Мозг против грубой животной силы… пик восхитительной изощренности… как требует того дело. Бедняга старый Крысик! Чего уж там! Схлопочет он от Барсука на орехи! А, в сущности, неплохой парень этот Крыс, очень неплохой. Хотя немного перебирает с интеллигентностью и, пожалуй, излишне наивен. Надо будет как-нибудь заняться его воспитанием.
Увлеченный подобными умственными построениями, он вышагивал крупным шагом, и голову его обвевал вольный ветер. И так до тех пор, пока не достиг маленького городка, где на главной улице, как раз в центре, раскачивалась металлическая вывеска «Красный Лев». Это напомнило ему, что он в то утро еще не завтракал и потому ужасно голоден. Он вошел на постоялый двор, заказал лучшее, что сумел отметить после беглого просмотра меню, и сел в баре.
Трапеза едва началась, когда до боли знакомый звук ворвался с улицы, заставил его вздрогнуть, а потом затрястись с головы до пяток. «Пип-Пип!» По сигналу угадывалось, что автомобиль должен был свернуть как раз к постоялому двору и где-то здесь остановиться. Пытаясь скрыть свои чувства, Жаб вцепился в ножки стула. Скоро в зал ввалилась голодная болтливая и веселая копания. Она многоречиво перемывала все события утра и достоинства колесницы, которая сюда ее примчала. Жаб слушал жадно, во все уши. Осознав, что не может больше этого выносить, он тайком выскользнул из бара, уплатил по счету и вышел на воздух. «Ничего страшного, – сказал он себе, – я только взгляну на него разочек!»
Вызывающе безнадзорный автомобиль стоял посреди двора. Работники конюшен, как, впрочем, и другие работники, все до единого были на обеде. Жаб стал медленно описывать круги около машины, изучая ее, критикуя и глубоко размышляя над сделанными наблюдениям.
– Я удивлюсь, – пробубнил он вскоре, – я удивлюсь, если машина этой марки легко стартует.
В следующий миг, с трудом понимая, как это произошло, он уже держал в руках руль и его ощупывал. Как только родной звук рванул наружу, былая страсть охватила и тело, и душу Жаба. Он ощущал себя точь-в-точь как во сне, невероятным образом попав на водительское сиденье. Будто в бреду, дернул рычаг, прогнал машину по двору, дальше – под арку. Смысл правды или неправды, страхи очевидных последствий – все куда-то отодвинувшись, исчезло. Он увеличил скорость – машина послушно сожрала улицу, еще вперед, выпрыгнула на горку, полетела по открытой местности. Он с удовольствием осознал, что он опять Жаб, непревзойденный террорист Жаб, сокрушитель, Лорд одиночной колеи. Отныне все должно было уступить ему дорогу или быть смятым в лепешку. Он загорланил песню, и автомобиль подхватил ее своим густым гудением. Под ним проносились мили, и ему дела нет, куда они деваются. Он дождался своего часа, и теперь все равно, что за этим часом последует.
– По моему глубокому убеждению, – твердо заметил Председатель Суда Магистратов, – в этом вполне очевидном деле существует
Секретарь почесал пером нос.