Выйдя к основному руслу, они развернулись вверх по течению и взяли курс к тому месту. где одиноко бодрствовал их друг. Едва показался знакомый брод, сбавили скорость и причалили к краю опушки. Портли опустили через борт на бечевник, дали последние наставления и легкую затрещину на дорожку. Оттолкнувшись, принялись наблюдать, как малыш, переваливаясь с боку на бок, с довольным видом брел по тропинке. Они следили за ним до тех пор, пока не заметили, что лукавая мордашка вдруг задралась кверху, перевалочка изменилась в иноходь и закончилась резким визгом. Как и ожидали, чуть поодаль они заметили Выдра, который, издав отрывистый радостный крик, перемахнул через ивовую лозу навстречу сыну. Сильно навалившись на одно весло, Крот с креном развернул лодку, позволив течению ее подхватить и понести вниз, назад к тому пункту, откуда начался их так удачно завершившийся поиск.
– Я испытываю странную усталость, Крыс, – проговорил он, слегка подгребая на ветер. – Возможно вы объясните это тем, что мы целую ночь провели на ногах. Но это не так. Бессонные ночи летом не редкость. Нет, я чувствую, будто испытал что-то волнующее, что все как-то непонятно кончилось, хотя ничего вроде бы и не случилось.
– Или – наоборот, случилось то, что не изгладится, – пробормотал Крыс, откидываясь назад и прикрывая глаза. – Я тоже испытываю нечто подобное, Крот. Какую-то небывалую инертность. Хотя я нисколечко не ослабел. Будет лучше, если мы поплывем прямо домой. Солнце распаривает до самых косточек. И… и… лучше прислушайтесь к ветру!
– Что-нибудь вроде музыки, да?.. – полусонно кивнул Крот.
– Именно так, – произнес Крыс мечтательно и томно. – Танцевальной музыки… песенного типа… потому что со словами и со смыслом… Они, как бусины, нанизаны на нитку… Я лишь кое-где улавливал эти слова… а потом ничего… ничего, кроме тихого шепота.
– Вы слышите лучше меня, – печально заметил Крот. – Я не могу разобрать ни слов, ни музыки.
– Позвольте мне передать их вам, – мягко предложил Крыс. – Вот! Вот! Опять они! Расплывчато… но разобрать можно… «
– Но что все эти слова означают? – удивленно спросил Крот.
– Откуда я знаю? – просто ответил Крыс. – Я передаю их, как слышу. Ах, это опять! И теперь так отчетливо, так емко! Вполне земная и безошибочная вещь… пассионато… перфетто…
– Ну, давайте, Крысик, что же вы замолчали? – несколько минут подремав на солнце, попросил Крот.
Но ответа не последовало. Со счастливой улыбкой и с видом утомленного ожидания Крыс глубоко спал.
VIII. Приключения Жаба
Когда Жаб обнаружил себя замурованным в сырой грязной темнице и осознал, что эта мрачная, зловещая средневековая крепость встала между ним и миром превосходных английских шоссе (которые надумал скупить все разом), он впал в беспросветное отчаяние и, роняя крупные слёзы, повалился во весь рост на пол. «Это конец всему (сказал он), по крайней мере, это конец карьеры Жаба, что одно и то же. Популярного представительного Жаба, богатого и гостеприимного Жаба! Жаба, такого независимого, беззаботного и жизнерадостного!» «Как можно мне надеяться на свободу (сказал он себе) – мне, справедливо посаженному в тюрьму за воровство такого красивого автомобиля, да ещё в такой дерзкой манере! За гадкое невообразимое нахальство по отношению к стольким упитанным краснолицым полисменам (здесь рыдания едва не задушили его)». «Глупым животным я был (сказал он) – и теперь я должен томиться в этой камере до тех пор, пока народ, который когда-то гордился знакомством со мной, забудет само имя Жаба!» «О, мудрый старый Барсук! (он сказал) О, интеллигентный Крыс и сообразительный Крот! Как вы здраво мыслите! Каким знанием жизни и материи вы обладаете! О, несчастный и покинутый всеми Жаб!»
В причитаниях такого рода он проводил дни и ночи несколько недель подряд, отказываясь от еды и промежуточных лёгких закусок. Древний тюремщик, будучи полностью убеждён, что карманы Жаба битком набиты, в такие минуты не раз доброжелательно намекал, что немало утех, а то и настоящих благ можно получить с той стороны… по взаимной договорённости.