Ветроум. Странное, страшное, смешное в повседневной жизни русской провинции XVIII – начала XX века

Конечно, от слова «двор». Двор в самом широком смысле, как обширная придомовая территория. «Надворьё» – отнюдь не специальное строение во дворе. Надворное сооружение именуется «нужником», и оно, пишет Васнецов, «устраивается у зажиточных крестьян» (с. 157). Точный смысл слова «надворьё» становится понятен при сопоставлении с такой необязательной роскошью, как нужник.

Судя по комментарию Васнецова к статье «Нечистой», вятский люд не боялся высмеивать чертей, но по адресу леших и домовых шутить не полагалось, к ним отношение было серьёзным.

Если Васнецов прав, то вятчане могли различать тех нищих женщин, которые вызывали сочувствие к себе (слово «нищенка» или, точнее, «нишшонка», с ударением на первом слоге – оно, по его определению, «в значении симпатичного выражения»), и тех, к кому относились презрительно («нищёнка» – «нищая в значении унизительном»).

Слово «постыня» встретилось Васнецову в духовном стихе. Обычно же говорили «пустыня». Обозначались этими словами пустые, необитаемые места (добавим: куда удалялись монахи-отшельники). Васнецов подчеркивал парадоксальность такого термина: «По этому представлению пустыню… надо искать в глухом лесу». Если же вариант слова «постыня» и вправду звучал в народной речи регулярно, то на такую огласовку, очевидно, повлияло сближение со словом «пост» и термином «постник», которым называли истово верующего.

Слово «сивера», по толкованию Васнецова, – «отвлечённое понятие: нечто в роде болезни…». Оно употреблялось преимущественно как бранное слово и в этом значении соответствовало неопределённо-недоброжелательному словцу «болесть». Иногда же оно означало сифилис. Ну, последнее-то значение развилось от общего смысла (болезнь) и по созвучию. Интереснее другое: диалектное слово «сивер» (этимологически связанное с существительным «север») – это северный ветер, холод, непогода. В речи вятчан оно оказалось связанным с болезнью. Стало быть, хвороба воспринималась как холод, озноб, невозможность согреться. Что ж, Вятский край – тоже сивер (север).

О «болезных». «Болесть» и «болесь» – исходно это, конечно, болезнь. Но в разговорах вятских крестьян они и их производные («болесной», «болестевать» и т. п.) имели отношение уже не к телесным недугам, а к хитрости, причуде, к чему-то своеобразному, удивляющему. Кажется, развитие значения было таким: от болящего телом и больного душой – к причудливости поведения, прихотям (как у дурного, «чокнутого») и к тому, что обычному человеку может показаться выдумкой, причудой, нелепостью. А что представлялось крестьянам лишним и ненужным? Глагол «болестевать» (либо «болестёвать») означал у них «выделывать, работать, выстругивать и проч[ее] какую-нибудь вещь хитрую, занимательную, забавную, но несоставляющую предмета необходимости, напр[имер,] делать модель, какое-нибудь украшение в постройке, в экипаже и друг[ое]». В общем, тот, кто мастерит что-либо без прагматической необходимости (украшение, необычное усовершенствование), – ведёт себя, как больной… Уж Васнецов-то, человек рукастый, сам изготавливавший разнообразные модели и учивший этому крестьянских детишек, должно быть, не раз с таким сталкивался.

О милосердии. «Грешником», согласно Васнецову, «часто… называется колодник, арестант, заключённый в острог». Русские крестьяне разделяли понятия греха и преступления. Никакого единообразия в народном праве, разумеется, не было, и различение это делалось по-разному. Но одно люди знали твёрдо: не всякий, кто грешник перед Богом, является преступником перед царём и государственным законом, равно как не каждый, преступивший земной закон, грешен перед Господом. Если арестанта, подвергшегося наказанию по царёву закону, могли называть грешником, то это значит, что народ готов был многое ему простить. Суровость российских тюремно-каторжных порядков, прихотливость и избирательность кары усиливали это впечатление. На преступника смотрели как на пострадавшего, как на грешника, который теперь, ежели по совести, лишь перед Богом отвечать должен.

Женский удел. «Непряха» – «женщина, не умеющая прясть». По наблюдению Васнецова, в прямом значении это слово «мало употребляется». А чаще «означает женщину, которая не отвечает своему назначению быть домовитою хозяйкою». Да, в традиционном обществе прядение – основное занятие для приличной женщины. В русской народной культуре прядение было окружено множеством поверий, предписаний, запретов. Правда, приводимый Васнецовым пример употребления слова «непряха» взят им из песни. В свадебных обрядовых песнях (и в лирических тоже, о женской доле) «непряха» нередко стоит в одном ряду с «неткахой», «щи невареёй», «печь непечеёй» и прочими точно обозначенными неумехами. Непряха и в таких песнях помещается обычно в начале перечня, так что умение прясть и вправду – важнейший навык.