Ветры низких широт

— Пять с плюсом, — сказал Козлюк и, пустив сиреневый дым, спрятал пачку в карман. — Отнеси на место отпорные крюки, смотай линь в бухту и прибери в кладовку. Все напоминать надо, все учить, — проворчал он, довольный, что все вышло так, как он хотел, вот только собачонка пропала не за понюшку табаку, вот жалость-то какая...

Ют опустел, и большая приборка продолжалась. Ветошкин прибирался с моряками в акустическом посту, позже других узнал, что Козлюк заарканил акулу — «два метра и весу центнер», — которая к тому же сбила хвостом за борт Петра Федоровича. «Нет больше Петра Федоровича», — сказал ему со слезой в голосе Силаков. Ветошкин укоризненно покрутил головой, но осуждать вслух главного боцмана не стал — главный все-таки и друг, так сказать, — пошел на ют покурить и нос к носу столкнулся с Козлюком.

— Говорят, супостатиху заарканил? — с напускной важностью спросил Ветошкин.

Но Козлюк никакой важности в голосе Ветошкина не услышал, подумал, что тот начал издеваться, и обиделся:

— Я-то хоть акулу, все одной поганью на свете стало меньше, а вы, дармоеды, который месяц с лодкой не можете вступить в контакт.

— А ты ее видел? — тоже обидясь, спросил Ветошкин. — Никто не видел, а каждый с советами лезет. Ее ведь тухлятинкой не приманешь. А ты и мясо ей скормил, и Петра Федоровича угробил. Как теперь морякам станешь в глаза смотреть?

— А не хрен ему было ушами хлопать, — озлился Козлюк. — У тебя что — все такие вроде этого Федоровича?

— Не трогал бы моих орлов, боцманюга. Вернется Ловцов, тогда и узнаешь — все такие или не все.

Ветошкин с Козлюком в корабельной иерархии занимали примерно равные положения, но если Ветошкин, по всем флотским канонам, относился к корабельной интеллигенции, то главный боцман, по той же классификации, считался трудягой из трудяг, на которого испокон веку и с боков дуло, и сверху капало, но главный боцман непосредственно подчинялся старпому, и с ним едва ли не каждое утро ручкался сам командир, а над Ветошкиным стояло столько начальства, начиная с лейтенанта Суханова, что, пересчитывая их, приходилось загибать все пальцы на одной руке. К тому же главный боцман был старшим в мичманской кают-компании, ведал шкиперской, в которой хранились все запасы корабельной краски, растворители, сода, ветошь, мыло, словом, все те вещи, без которых немыслимы представления о корабельной чистоте, а значит, и порядке. Ссориться с главным боцманом было накладно, поэтому Ветошкин миролюбиво сказал:

— Они хоть и орлы, а отходчивые.

— Знаем мы этих орлов, которые по заборам сидят мокрыми курицами, — сказал Козлюк, опять не усмотрев никакого миролюбия в словах Ветошкина.

Ветошкин тоже не остался в долгу:

— А это мы еще посмотрим, где сидят мокрые курицы.

— И смотреть нечего: ступай к себе в пост и любуйся хоть до посинения.

Ветошкин заглотнул побольше воздуха, но словопрения решил больше не продолжать, швырнул недокуренную сигарету в обрез, ушел в пост и там-то дал волю своим эмоциям.

— Дожили, — сказал он, присаживаясь на табурет и вытирая шею ладонью — в посту было душно и жарко. — Дожили, — прибавил он, подумав. — Весь «Гангут» теперь потешается над нами. Если вам на свою совесть наплевать, так хоть подумали бы о моих сединах.

Ветошкин даже слова «лодка» не произнес, они вообще в посту старались обходиться без этого слова, но все догадались, что он имел в виду, и Рогов, теперь уже на правах старшины отделения, то ли сказал, то ли спросил:

— А если ее тут нет?

Ветошкину не очень понравилось назначение Рогова старшиной отделения, он в этом даже усмотрел своеволие Суханова — нет, конечно же, субординацию он чтил свято, считая ее основой всей корабельной жизни, и лейтенант оставался лейтенантом, но все-таки и он, мичман, тоже не с боку припека, — но неудовольствия своего ничем не проявил, только всякий раз, когда Рогов начинал высказываться, напускал на себя важность, чуть заметно морщась и топорща усы.

— Про акул говорили, что их тут нет, а боцманюга взял да и выловил.

— И нашего Петра Федоровича угробил.

— Ты, Рогов, за Ловцова остался, тебе следовало бы и за псом следить.

— Как же я мог следить, если на корабле большая приборка, а я со своими прибираюсь в посту. Петра Федоровича в пост не поведешь.

— Языкастый ты стал, Рогов, не ко времени — вот что я тебе скажу. А только раз есть приказ, то его надлежит исполнять. Это ты понять должон. И второе ты должен понять: если есть приказ, то лоб расшиби, а сделай, как велено. Сказали, найти лодку, значит, мы обязаны ее найти, а есть тут она или нет ее — это уже нас не касается.

Рогов хотел опять возразить, уже и рот раскрыл, но неожиданно промолчал, и Ветошкин подумал, что этому наука впрок, впрочем, сам Рогов думал в эти минуты несколько иначе: «С нашим мичманом спорить все равно что малую нужду справлять против ветра». Ветошкин уже начал успокаиваться, а тут появился Суханов и подлил масла в огонь.

— Мичман, это что — правда, будто нашего Петра Федоровича акулы схарчили?