Ветры низких широт

— Так не спал, товарищ мичман. Леска-то вон как висела, так и висит. А ночью я шмутье стирал, потом в баню ходил. Сами же велели. А так я ничего...

— Ты покрутись тут еще с полчасика. Только смотри мне. А потом меня найдешь. Я, в случае чего, обязан командиру доложить.

— А зачем ему акулы понадобились? — спросил боцманенок.

— Ты насчет вопросов особо не мельтеши. Понял? — сказал Козлюк, а сам тем временем подумал: «А все-таки зачем ему эти твари понадобились? — Он сбил пилотку на затылок и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. — Значит, зачем-то понадобились». — Ты вот что — смотри мне тут.

На шкафуте он нос к носу столкнулся с Бруснецовым, который тоже обходил верхнюю палубу; постояли возле шлюпок.

— Чехлы все-таки надо бы простирнуть, — сказал Бруснецов.

— Надо бы, — охотно согласился Козлюк, чертыхнувшись про себя, что не сделал этого ночью, когда пресной воды было навалом, а теперь у Ведерникова не то что лагуна, лишней кружки не выпросишь, но Бруснецов сказал:

— Воду я тебе найду. У машинистов в загашнике еще осталось. В пищу уже употреблять вряд ли следует, а на постирушку сойдет.

Козлюк просиял:

— Я мигом все организую.

— Не путайся в ногах у приборки. Машинисты будут ревизовать свою шарманку дня три-четыре. Вот тогда и организуешь. Собери их в одну кучу, подсчитай, сколько воды потребуется, тогда уж и назначай время.

— Может, и палубу заодно покрасим?

— Краски много натаскал? — строго спросил Бруснецов.

Козлюк ответил уклончиво:

— Есть запасец.

— Погода позволит, тогда и палубу подновим. Лодки лодками, а корабль должен иметь достойный вид.

Козлюк возликовал, но виду постарался не подавать.

— Эт-то, конечно, — степенно согласился он. — Достоинство в море начинается с внешнего вида. Взять хотя бы...

— Бери-бери, — быстро согласился Бруснецов, — а я поднимусь к командиру. Что-то он на мостик прошел...

«Ну и иди, — подумал Козлюк добродушно и начал подсчитывать, сколько предстояло простирнуть чехлов: — На шлюпках два и еще четыре на вьюшках, да на катерах, да...»

Примчался боцманенок и еще издали заавралил:

— Товарищ мичман, там леска натянулась. И Петр Федорович забрехал.

— Чего кричишь? — с опаской сказал Козлюк. Как все заядлые рыбаки, он был суеверен и хвастлив. — Такие дела, килька, молча делаются.

Забыв про степенность, которая приличествует главным боцманам, Козлюк бросился на ют вслед за боцманенком: капроновый линь уходил за корму, натянулся как струна и даже словно бы позванивал. У Козлюка даже екнуло сердце: «Вот оно...» Он сразу забыл обо всем на свете: и о чехлах, за которые его только что пробрал Бруснецов, и о приборке, и о такелаже, и о Бруснецове вкупе с командиром тоже забыл. «Вот она... Должно быть, здоровущая». Он потрогал линь — тот был тугой и жег ладонь, — сразу успокоился и закурил.

— Угостите, товарищ мичман, — попросил боцманенок сигарету, как приз за радостное известие, но Козлюк не понял, что боцманенок тоже был азартен, сказал равнодушно:

— Свои надо иметь.

Свои у боцманенка были. Ему хотелось, чтобы его угостил мичман, но тот обдумывал, каким макаром лучше всего выволочь акулу на борт — в том, что это была акула, у него сомнений не возникало, — и оказался глух к чужим сантиментам.

— Марсовый, — сказал Козлюк боцманенку (корабельная должность у боцманенка была — марсовый), — а ну-ка покличь еще человечка три-четыре. Нам с тобой вдвоем не управиться. Должно быть, здоровенная попалась. — И подумал, закуривая вторую сигарету: «Потом решу, куда ее пристроить. И вообще... Акул надлежит уничтожать. Они хищники. К тому же человечину жрут».

Слух о том, что боцманюга заарканил акулу, мигом разлетелся по всему «Гангуту», и хотя большую приборку никто не отменял, на юте накопилось довольно много народу: одни — этих было большинство — ждали едва ли не чуда; другие — скептики — посмеивались: знаем мы этих акул; третьи — самые активные — сразу принялись советовать:

— Мичман, а ты линь на шпиль набрось. Ей против шпиля ни за что не устоять. Сама пасть задерет, а как задерет, тут и воздуху хватит. Тогда ее можно будет голенькими руками вытаскивать.

«Дурак! — вразумительно подумал Козлюк. — Нашел кого голенькими руками вытаскивать. А вот шпиль — это хорошо. Это даже очень правильно».

— Мичман, ты чего ждешь-то? Да мы все навалимся…

«Дурачок, — ласково подумал Козлюк. — Да мне всех и не надо. Мне и тебя одного, пухлогубого, хватит».

— Принеси с катера отпорные крюки, — сказал он тихо боцманенку. — Тащи все, какие там есть. — Он опять потрогал линь, тот подался, Козлюк потянул его, и линь пошел. «Вот тебе раз», — растерянно подумал он, наматывая линь на руку. Неожиданно линь опять надраился, и Козлюк едва успел сбросить его с руки, которую все-таки успело обжечь. — Не, — сказал он, потирая руку. — Эту девочку просто так не возьмешь.