Суханов не сомневался, что старпом отпустит Ветошкина не то что на танкер в сауну, а и к самому черту на кулички — как-никак, а старая дружба не ржавеет. Суханов даже словно бы обрадовался, что Ветошкин может надолго застрять на танкере и не станет висеть над душой. Сказать, что Ветошкин уже мешал ему, Суханов не мог, но чувство соперничества, как будто они были не командир с подчиненным, а партнеры, мало-помалу уже начинало тяготить Суханова. Такое примерно чувство появлялось раньше у подростков, когда они уже вырастали из одних штанов, а другие приобретались им на вырост и в результате получалось, что все вроде бы есть, а вроде бы ничего уже и нет.
Вахта шла спокойно, время покатилось к рассвету, и на палубу, наверное, уже пала последняя ночная мгла, самая тревожная и томительная, когда ночь начинала ощущаться плечами, словно бы тяжесть.
Суханов отошел к столу — под веками катались горошины, и клонило ко сну, — глянул на часы: до смены оставалось еще минут сорок; раскрыл журнал, приготовясь писать, но ручки на месте не оказалось. Он поискал ее глазами, чертыхнулся по адресу Ветошкина, который, кажется, прихватил ее с собой, машинально сунув в карман, и, почувствовав неладное, быстро обернулся.
— Товарищ лейтенант! — доложил Ловцов. — Цель номер один — надводный корабль. Пеленг... Дистанция...
— Классифицируйте цель.
— Цель номер один — фрегат. Цель номер два — крейсер. Цель номер...
— Приволоклись, — сказал Суханов. — БИП, акустики. Цель номер...
— Понятно, Суханов. Ваша классификация совпадает с классификацией радиометристов. Продолжайте наблюдать цель. Сейчас командир утвердит порядок, и мы вам его сообщим... — В БИПе недолго помолчали. — Суханов, целью номер один командир утвердил авианосец, целью номер два — крейсер, целью номер три...
— Шлепнуть бы их хорошенько, чтоб знали своих да почитали и наших, — подумал вслух Силаков. — Они сильных уважают.
— Силаков, не возникай, — заметил Рогов, деликатно покашляв — для солидности, — явно входя в роль старшины отделения. — Жди, пока старшие чего не скажут.
— Нет, я ничего, — смиренно сказал Силаков.
Ловцов в разговор не вмешивался, вслушивался в разноголосицу шумов, которыми наполнился океан, пытаясь думать о том, что он еще не убыл, а его словно бы уже забыли, хотя он и сидел за «пианино», классифицируя цели, словом, делал все, что должен делать старшина, а Рогов не сидел за «пианино», не классифицировал цели и тем не менее уже чувствовал себя хозяином положения.
Неожиданно в посту появился разгневанный Блинов, накинулся было на Суханова, а потом, прислушавшись к шорохам, посвистам и просто стонущим звукам, наполнявшим пост, присмирев, спросил:
— Послушайте, Суханов, что за игрушки? Куда вы подевали Ловцова? Танкер отваливает через полчаса, а никто не видел, куда он задевался.
— Он никуда не девался. Он стоит вахту.
— Какая вахта? Нам велено уже переходить на танкер.
— Спокойнее, медицина, — сказал Суханов. — Ловцов, у вас все собрано? В кубрик за вещами — и к трапу. — Он тотчас же позвонил Ветошкину: — Пришлите техника на вахту.
Только-только забрезжило, звезды на востоке уже побелели и одна за другой стали пропадать, а там появилась золотая полоска. Шланги отключили, навернули на них заглушки, чтобы остатки мазута не пролились в воду, заработали лебедки, и шланги, легонько змеясь, потянулись на борт танкера.
Санитары вынесли из лазарета больного, поставили носилки возле трапа, не зная, что делать дальше. Как всегда, в последние минуты случилась легкая суматоха: советы подавали многие, но никто не распоряжался, и возле трапа создалась небольшая толпа. Больной печально улыбался мучнисто-белым лицом и покорно ждал своей участи. Появился Блинов с белым железным сундучком, на крышке которого был намалеван красный крест, поднялись из кубрика Ловцов с Сухановым, сопровождаемые Петром Федоровичем, который все еще опасливо поглядывал на Суханова.
— Вы уж его, товарищ лейтенант, не обижайте, — попросил Ловцов, имея в виду Петра Федоровича. — Я его щенком подобрал. Махонький был, с рукавицу.
— Не его я хотел обидеть, а вас, — сердясь, сказал Суханов. — Допекли вы меня тогда.
— Вы нас тоже не сильно баловали, — кротко заметил Ловцов.
Суханов дернул бровью, не приняв ни кротости Ловцова, ни его замечания, впрочем, смешно было бы сердиться возле трапа, когда Ловцов убывал на похороны матери, и Суханов, делая вид, что еще не отошел, сказал тем не менее вполне миролюбиво:
— Ладно, чего там делить: кто кого допекал, кто кого не допекал. Главное — возвращайтесь поскорее.
Подошли прощаться Ветошкин, Рогов с Силаковым; Петр Федорович начал подпрыгивать, пытаясь лизнуть Ловцова в лицо, и, неожиданно заскулив, отскочил в сторону.
— Что это с ним?
— Разлуку чувствует. У собак — нюх особый, — заметил Ветошкин со значением.
Суханов хотел было сказать, что у них сейчас у всех нюх обострился, но спустился с мостика Бруснецов, и лишние сразу посторонились, Петр Федорович, мягко шлепая по росистой палубе, забежал за надстройку.