Ветры низких широт

От Зазвонова Суханов прошел на ют покурить перед сном. Возле лагуна, как всегда, толпилось пять-шесть моряков, быстро затягивались, и красные огоньки их сигарет вспыхивали, словно бы беззвучно постреливали в темноту. Суханов стал в сторонке, чтобы не привлекать к себе внимания, и, медленно покуривая, начал смотреть на голубой след за кормой, который горел немощными, тусклыми огнями. Так светятся по ночам старые, полусгнившие пни, в которых любят селиться светлячки. Он долго отыскивал Полярную звезду и наконец нашел ее на самой черте горизонта. Сперва даже не поверилось, что это была Полярная звезда, а не какая-то другая, оглядел еще раз небо: над головой роились и мерцали чужие созвездия, знакомые только по атласу. Внезапно он почувствовал такую тоску, что захотелось завыть во весь голос. Возле лагуна говорили моряки:

— Такую заделали козью морду...

— А у нас в России сейчас снегу... И метели вьют, и морозы.

— В Россию мы только к весне попадем.

— Будет брехать-то!..

— Сам соври так.

— Тогда опять козью морду заделаем.

— Скоро танкер подойдет. Письма доставят. Помоемся как следует.

— Раз танкер придет, о базе забудь.

— А чего в базе интересного? В городе пусто. Приезжие все разъехались, а которые местные, те все уже при деле.

— Ладно, заделаем козью морду.

«На юте всегда все знали, — подумал Суханов. — На юте всегда все знают. На юте всегда все будут знать. Тут свой телеграф. Ну и правильно... Ну и пусть».

В каюте он долго сидел за столом, перебирал бумаги, читал письма от сестер, впервые в этом плавании радуясь их милым забавам, достал полынь, хотел выбросить ее, но пожалел и положил в нижний ящик — туда он почти не лазил, потом начал с интересом рассматривать свою фотографию на переборке: адмирал там вручал ему кортик и лейтенантские погоны. Суханов сорвал липучку, которой за углы была прилеплена фотография, сунул ее в ящик вслед за полынью. «Своей рукой, — пробормотал он, — убрал я со стола».

После кофе он долго не мог уснуть, пытался думать, вспоминал Наташу Павловну, себя рядом с нею, — но и мыслей не было, и вспомнить больше ничего не мог, с тем и заснул, но скоро пробудился, но не только мыслей не было, но и сны больше не приходили.

А на рассвете, когда он уже начал забываться, командиру доложили:

— Цель номер один. Пеленг... Дистанция... Цель номер два...

— Хорошо, — сказал в микрофон Ковалев, — попытайтесь классифицировать.

— Предположительно эсминец типа «Стимпсон» и фрегат типа «Нокс».

«Танкер установит с нами связь утром, «Полтава» с «Азовом» — к вечеру, — подумал Ковалев. — Это уже будет интересно».

Он взял бинокль, вышел на открытое крыло, долго пытался высмотреть на горизонте ходовые огни супостатов, уже и бинокль опустил, дав глазам роздых, и наконец увидел над самой водой две тусклые звездочки: корабли явно шли на сближение. «Куда они идут? — задал себе теперь уже, по сути дела, старый как мир вопрос Ковалев. — Нам ли спешат перерезать курс или свой по нас выравнивают? А может, они уже получили сообщение, что «Полтава» и «Азов» вышли в океан? И кому теперь прикажете ответить на эти вопросы? Флагману? — Командир ОБК держал флаг на «Полтаве». — Или прикажут отвечать мне? — Он потер руки. — Прекрасно... — Он опять потер руки так, что ладони даже скрипнули. — Семь вопросов, один ответ».

Утром, как и предполагалось, на связь вышел танкер-заправщик, и Ковалев приказал тому следовать в точку и стать там на якорь, а сам направился встречать корабли. Супостаты тут же легли на параллельный курс, выдерживая дистанцию примерно пятнадцать кабельтовых, и в визир можно было рассмотреть даже лица. Там тоже на юте курили моряки, и кок-негр нес из камбуза к мусорному рукаву обрез с помоями. Фрегат волочил за кормой на тросе акустическую станцию, видимо, там опять предполагали, что «Гангут» работал в паре с лодкой. Минул месяц, как «Эйзенхуаэр» увел свои корабли к берегам Ливии, а ничего не изменилось, только Москва сквозь грозовые разряды, магнитные бури и всполохи и прочие радиопомехи сообщила, что в Теневе после выступления советского делегата противная сторона предложила сделать месячный перерыв «для консультаций со своим правительством». Возможно, сведения, добытые «Гангутом», были тому причиной. «Возможно, — подумал Ковалев, впрочем не очень-то обольщаясь на сей счет. — Возможно, возможно... Невозможного просто не существует».

А вечером вышла на связь и «Полтава». Ковалев коротко доложил командиру ОБК обстановку, сказав, что справа от него по борту следуют «Стимпсон» с «Ноксом», а свой танкер он направил в точку, вполне пригодную для якорной стоянки.

— Добро, — сказал флагман. — Я — первый, вы — третий, второй, стало быть, «Азов».

— Вас понял, — сказал Ковалев. — Прием.

Его немного задело за живое, что вторым стал «Азов», командир ОБК мог бы уважить «Гангут» и отдать ему двойку, если не захотел держать на нем свой флаг, по крайней мере, «Гангут» уже обрел навыки одиночного плавания, но все это, если хорошенько разобраться, были те самые житейские мелочи, на которых не стоило заострять внимание.