Время до политических занятий еще оставалось, и Суханов спустился в каюту выкурить в тиши и покое сигарету, а потом зайти к Блинову и кое о чем его поспрашивать, но идти к Блинову не пришлось. Тот появился сам, вошел без стука и сразу плюхнулся на стул, спросил, зевнув в кулак:
— Повоевали маленько?
— Провернулись...
— Эт-то правильно. Как утверждает наш замполит товарищ Сокольников, «порох надлежит держать сухим». А почему? С подмоченным ненадежно. Сухой порох и сам взрывается, а подмоченный — извините подвиньтесь.
Суханов подошел к иллюминатору, пустил в него дым и раз, и другой, потом, чуть ли не заикаясь, спросил, разглядывая оловянную воду:
— Ты давно знаешься с той самой Галочкой из студии звукозаписи?
Расчет его был весьма прост: спрашивая о студийской Галочке, он тем самым подводил Блинова к таинственной незнакомке, но для Блинова, занятого своими расчетами, этот маневр оказался несколько сложным, и он опять зевнул.
— Не советую, — сказал он небрежно, — интересоваться сим предметом. Это ширпотреб. Для нужд и удовольствия почтенной публики.
Дальше расспрашивать Блинова не имело смысла, тем более что вахтенный офицер оповестил, что офицерам предложено собраться в кают-компании на учебу, а это в свою очередь означало, что политзанятия поведут мичмана — там было повторение темы, — возникла необходимость разыскать Ветошкина.
Старпом Бруснецов вольностей во время занятий не терпел, в случае чего мог кое-кого и выставить из кают-компании, поэтому Суханов с Блиновым, не желая подвергать себя искушению, решили сесть в разные углы: сядешь рядом — захочется что-нибудь спросить, и не надо бы спрашивать, а все равно спросишь, тот, естественно, ответит, начнется беседа... Нет, ну уж к богу в рай эти беседы в присутствии недремлющего Бруснецова.
Офицеров в кают-компании набралось под завязку — у Бруснецова от занятий никто не отлынивал, — и не то что не оказалось разных углов, а и рядом-то едва нашлось два местечка. Только сели, как командир ракетно-артиллерийской боевой части, проще говоря БЧ-2, добрейший капитан-лейтенант Романюк хорошо поставленным голосом, вибрируя на гласных, скомандовал:
— Товарищи офицеры...
Бруснецов вошел, махнул рукой, дескать, прошу садиться, дождался, когда в кают-компании уляжется легкий шумок, прошелся вдоль переборки, негромко промолвил: «Нуте-с...» и помолчал.
— Применение ядерно-тактического оружия на море в современной войне может быть продиктовано следующими условиями и носит такие ярко выраженные цели...
Условий этих у Бруснецова нашлось много, и на каждом он счел нужным остановиться подробно. Говорил он округлыми фразами, несколько монотонно, и Блинов, которого, в общем-то, ядерно-тактическое оружие интересовало постольку-поскольку, склонясь якобы над тетрадкой, начал поклевывать носом. Бруснецов, кажется, это заметил, но пока видимого неудовольствия не выражал, ходил вдоль переборки, на которой висела копия «Девятого вала», и продолжал излагать свои соображения относительно ведения современного боя на море. Суханов перехватил и один взгляд Бруснецова, и другой и, поняв, что пришла пора приводить бравого медика в надлежащий вид, неловко толкнул его локтем в бок.
— Если вы, маэстро, насчет Галочки, то можете меня больше не беспокоить, — недовольно буркнул Блинов. — Это ширпотреб, с коим я дела не имею.
— Позволь, — удивился Суханов, — как это не имеешь?
Против них остановился Бруснецов, покачался с носка на пятку.
— По закону логики я должен поднять одного Блинова, но по закону подлости я подниму вас обоих. Потрудитесь встать. — (Суханов с Блиновым поднялись, Суханов потупился, а Блинов честным взглядом посмотрел в глаза Бруснецову.) — Прекрасно, Суханов, прекрасно. Поскольку вы такой грамотный и образованный, то поделитесь, пожалуйста, с нами своими познаниями. — (Суханов начал моргать и краснеть.) — По-моему, Суханов, вам все-таки грамотешки еще не хватает, поэтому я вас не выпровожу из кают-компании, и попрошу садиться. А вас, товарищ старший лейтенант, я больше не удерживаю на своих занятиях, поскольку они нисколько не созвучны, как я догадываюсь, с вашими настроениями. Потрудитесь закрыть дверь с той стороны. — Бруснецов проводил глазами Блинова и опять заходил вдоль переборки. — Итак, в-третьих...
Ударили колокола громкого боя, и вахтенный офицер в динамике негромко сказал:
— Сделать перерыв.
«И веют древними поверьями ее упругие шелка, — грустно подумал Суханов, которому предстояли нелегкие объяснения с Блиновым, — и шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука...» Стоп. А у нее кольцо было? Кажется, не было... Кажется...»
— Товарищи офицеры! — опять подал свой роскошный голос Романюк, который стрелял так-сяк, но зато команды подавал... «Сплошная симфония», — утверждал крупный эстет Блинов.
Все шумно поднялись, разминая затекшие ноги, и Бруснецов милостиво разрешил:
— Товарищам офицерам разрешается перекурить. Суханову на минуту задержаться. — Бруснецов подошел к нему, оглядел. — Вы не медик, Суханов. Вам, Суханов, надлежит знать применение боевого оружия. Вы хорошо поняли меня, Суханов?