Ветры низких широт

Впрочем, Ковалев уже кое-что знал. Ему, например, в штабе сообщили, что в Средиземном море он сразу направится в село Селиваново — так моряки окрестили одну из якорных стоянок в открытом море, иначе говоря, точку, — примкнет к ОБК (отряду боевых кораблей), который направится с дружеским визитом на Кубу. Такова была в окончательном виде первая и неглавная часть задачи, которую ставил перед «Гангутом» командующий. Он сам следил за ходом подготовки и несколько раз звонил Ковалеву, который неизменно докладывал, что все идет по плану и к исходу шестых суток корабль будет полностью изготовлен к бою и походу.

— Добро, — говорил командующий и, отключив связь, оглядывал карту и мысленно проделывал тот путь, который предстоял «Гангуту». И хотя он уже отрезал, но все еще продолжал отмерять. Дело было не только и не столько в самом задании, хотя оно носило главенствующую цель, а в том еще, в чьи руки через десять — пятнадцать лет предстояло передать дело, научились ли нынешние командиры БПК, лодок и крейсеров мыслить категориями Мирового океана или их мышление осталось на прежнем уровне «отсюда и досюда», когда флота были прибрежными и каждый переход, скажем из Кронштадта в Балтийск, считался едва ли не геройским деянием. Кое-кто из совсем глубоких стариков, доживавших свой век в отставке, помнил еще, когда Маркизова лужа для Краснознаменного Балтийского флота была едва ли не альфой и омегой штурманского искусства, потому что поход до Гогланда считался почти хождением за три моря.

Флоту Мирового океана требовались люди, мыслящие этими категориями, а рождались эти категории опять-таки в Мировом океане. Поэтому на подстраховку «Гангуту» командующий готовил «Полтаву», оставив в ближайшем резерве «Азов». Командующий хорошо понимал, что чем больше сейчас побывает людей в деле, тем больший выбор у него окажется потом. Одно как бы рождало другое.

Командующий стал командиром корабля в пору прибрежного флота, когда было много расхожих фраз о том, что нам и это не надо, а то и вовсе от лукавого, потому что мы и без всего этого хорошие. Он один из немногих осознавал, что и это нам надо, и это будет нелишнее, едва ли не первым вышел в Мировой океан и там понял, что мышление его безнадежно устарело, а мыслить по-иному тогда он просто не мог. Одно дело — приобретать, и совсем другое — родиться с этим, поэтому он с высоты холма — штаб находился на холме, — как старый беркут, высматривал молодых командиров, которых создавало новое время.

Ковалев пришел на флот, когда он по старинке еще считался прибрежным, но по существу становился океанским. Первые лейтенантские шаги он сделал в океане, и его уже неоднократно обдували тревожные и весьма неприятные ветры низких широт, а того, кто привык встречать всполохи северных сияний и багряные южные зори на ходовом мостике, уже трудно вернуть на внутренние и внешние рейды.

Первую вахту в то сумасшедшее утро стоял Суханов: не успевали принять одну баржу, как за ней подваливала другая, потом многотрудные тягачи подвозили контейнеры, и все это надо было пришвартовать, принять, вызвать наверх то одно, то другое подразделение, успеть забежать в рубку, чтобы сделать черновые наброски — все деяния, происходящие на корабле, должны быть отображены в вахтенном журнале с точностью до минуты. Он намаялся и вдруг в счастливый для себя момент понял, что ему чертовски нравится эта карусель. Он словно бы нашел свое место в ней, и ему даже на время показалось, что ключи от этой карусели находятся у него в кармане и он волен продолжить ее вращение или остановить его.

Но это только так ему казалось. Он ни в чем не был волен, будучи сам той зеброй или белой лошадкой, которые неслись по кругу, не зная, где конец этому бегу.

Бруснецов не уходил с палубы, не столько приглядываясь к действиям вахтенного офицера, хотя Суханову казалось, что тот с него прямо-таки глаз не сводит, сколько одним своим присутствием внося веселое и суматошное оживление в работу, которая не прекращалась на «Гангуте» уже третий день.

Он знал, что если поход сложится удачно и командир на будущий год уйдет в академию, то место в кресле на ходовом мостике ему, Бруснецову, обеспечено. Впрочем, он был по-флотски немного суеверен и не любил заглядывать далеко. Не позже как позавчера командир предупредил его, что если аврал завалится, то он вынужден будет объявить... Бруснецов не хотел повторять даже для себя, что пригрозил объявить ему командир, но, не будучи злопамятным, он этого и не забывал.

Пока грузили артиллерийские снаряды, Бруснецов не вмешивался в действия командира БЧ-2 Романюка, который распоряжался довольно толково, но как только подвезли ракеты, тут уж он больше не отлучался от шахт, хотя и в других местах требовался его хозяйский глаз.