Ветры низких широт

Ковалев тоже старался поменьше мешать действиям своего старшего помощника: лишний раз понукать — только вредить делу. Он помогал Голайбе корректировать карты, просматривал карты узкостей, иначе говоря — проливов, которыми им предстояло проходить, принимал старших специалистов, когда у тех возникали какие-либо сомнения. Ближе к обеду к нему поднялся Бруснецов и бесстрастным голосом доложил, что ракеты одного класса, и другого, и третьего погружены, артиллерийские погреба опечатаны, а после обеда начнут поступать глубинные бомбы и загружаться торпедные аппараты.

— Хорошо, — сказал Ковалев, не приглашая Бруснецова садиться. — До темноты... — он сказал не «до такого-то часа», понимая, что это не реально, а «до темноты», — расстараетесь с погрузкой?

Бруснецову тоже не хотелось давать конкретного ответа — часть корабельных работ он предполагал отнести на завтра, но командир смотрел на него в упор, и холодный блеск его серых глаз не предвещал ничего хорошего.

— Так точно, — подавив вздох, сказал Бруснецов.

— Вот и хорошо, — совсем по-простецки сказал Ковалев. — Если завтра пошабашим, то запросим «добро» и вытянемся на рейд. Дни стоят хорошие, и покраситься лучше там.

— Это резонно, — согласился Бруснецов.

А Сокольников в тот час был в политуправлении, где ему небольшой чин в популярной форме излагал, чем следует заняться на походе и чего делать не следует. Сокольников уже научился не возражать, молча кивал головой, потом спросил с невинным видом:

— Так сколько картин позволительно будет взять с собою? — Он имел в виду кинофильмы. — Полсотни, наверное, хватит...

Этот небольшой чин сперва поперхнулся, потом замахал руками.

— Что ты, что ты... — сказал он испуганно.

— Я на одних лозунгах всю работу не построю. Мне нужны картины. Хорошие, — сказал Сокольников. — А не «Хитрость старого Ашира».

— Ну, ты даешь, — уже весело сказал небольшой чин.

— Я прошу также в порядке обменного фонда дать мне из библиотеки тысячи две томов художественной литературы.

— Ты, однако, даешь... — не очень уверенно заметил небольшой чин.

Словом, корабельную краску и кинофильмы пришлось выбивать едва ли не с равным упорством и хитростью.

А Суханов тем временем принимал к борту очередную баржу, покрикивал на концевых, которые заводили швартовы:

— Не на тот же кнехт... Тяни дальше... Да ноги береги!

Он был молодой лейтенант — это так, но у него за спиной были пять увесистых курсантских лет, в которые он с лихвой натаскался швартовых концов, и если он чего-то еще не понимал в своем лейтенантском деле, то швабрить палубу он умел в совершенстве и швартовы принимал, как заправский боцман. Он взял у концевого брезентовые рукавицы, лихо накинул огон, этакую вечную петлю, на кнехт, осадил его ногой, чтобы сел плотнее. Общая работа, которая в этот день особенно спорилась, словно бы возбуждала его, и ему было радостно, что он крутился в этой работе как белка в колесе.

Посидев у командира минут десять — не больше, Бруснецов опять спустился на палубу, заметил издали оживленно-радостного Суханова, обратил внимание на его руки в огромных брезентовых рукавицах, которые тот не успел вернуть концевому, хотел строго заметить, что в обязанности вахтенного офицера не входит таскать концы, но вдруг понял, что делать этого не следует, улыбнулся ему и махнул рукой, чтобы не шел представляться.

Более удобного времени Блинов, видимо, выбрать не мог — впрочем, он ничего и не выбирал, — отыскал старпома на шкафуте и молча подал ему журнал больных, коих ему предстояло свезти на берег в поликлинику. Все еще улыбаясь, глядя на Суханова — себя, должно быть, вспомнил, — Бруснецов машинально взял журнал из рук Блинова, быстро пробежал глазами фамилии и размашисто расписался.

— Также и Суханову надлежит показаться хирургу и невропатологу.

Бруснецов изумленно поднял глаза на Блинова:

— Помилуйте, а Суханов с какой стати решил затесаться в это почтенное общество?

Блинов с ученым видом закатил глаза.

— Видите ли, товарищ капитан третьего ранга, случай неопределенный, но, по всей видимости, — радикулит. Необходимо перед походом проконсультироваться со специалистом.

— Та-ак, значит, со специалистом? Вахтенный офицер, — громко позвал Бруснецов, — потрудитесь подойти ко мне.

Суханов скинул с правой руки брезентовую рукавицу, все еще радостными глазами поглядывая на старпома и не понимая, зачем он ему понадобился, резво подошел и представился:

— Вахтенный офицер лейтенант Суханов.

— Суханов, что у нас там с винтами?

— Минут через десять водолазы закончат работу, — сказал Суханов, снимая и другую рукавицу.

— Хорошо... Пойдем-ка посмотрим. А кстати, как вы себя чувствуете? Поясница не побаливает?

Блинов начал мигать Суханову, но тот вперился в старпома, явно глупея на глазах, и сказал неуверенно:

— Никак нет.

— А спина?

Суханов растерялся окончательно, удивленно спросил сам:

— А с чего бы ей болеть? Снарядов я вчера не таскал...

— Вот и я думаю — с чего бы ей болеть? Ну а если все-таки заболит, заворачивайтесь на ночь в холодную мокрую простыню, а утром принимайте ледяной душ. Вы меня поняли, Суханов?

— Так точно.