— Касатушка, — скрипучим голосом позвала старуха и кольнула Наташу Павловну острыми черными угольками. — Купи цветики.
Цветы были уже не нужны, но старуха так настойчиво глядела, что Наташа Павловна невольно смутилась и достала из сумочки трешку.
Она потом так и не поняла, зачем влезла в городской автобус — дел в городе у нее не было, — и вдруг решила зайти к Сокольникову. У нее появилась цель, и сразу стало легко, даже недавние страхи показались ей призрачными. «Что это я на себя напустила? — опять сердито подумала она. — Десятки раз ходила одна, а тут... Вот дуреха!»
Наташа Павловна не совсем отчетливо помнила дом, в котором жил Сокольников — были у него с Игорем раза два, не больше, — сошла на остановке, показавшейся знакомой, огляделась и поняла, что не доехала, по дожидаться следующего автобуса не стала. Она немного поплутала, но в конце концов нашла и облупившийся дом — возле города было полно белого камня, а дома теперь собирали из серых панелей, — и обшарпанную дверь, так с тех пор и не покрашенную, поднялась на третий этаж и начала растерянно озираться. На площадке оказалось четыре двери, и она забыла, в какую ей следовало позвонить. Сперва хотела нажать на пуговку крайней двери, потом позвонила в среднюю.
За дверью долго было тихо. Наташа Павловна нажала пуговку еще раз. Там зашаркали ноги, и дребезжащий голос спросил:
— Кого надоть?
— Сокольников, кажется, здесь живет?
Старушка там за дверью подумала.
— А его нетути. — Она повернула замок, открыла дверь и, махнув рукой в глубь квартиры, сказала: — Вон его комната, только он давно уже дома не появлялся.
— Как давно? — для приличия спросила Наташа Павловна.
Старушка оглядела ее, как бы прикидывая, кем бы Наташа Павловна могла приходиться Сокольникову. Чувствовалось, что Наташа Павловна понравилась старушке, и та, отступив в сторону, как бы приглашая зайти в квартиру, задумалась.
— А чтоб не соврать, так недели две будет. В это вот воскресенье за ним матросик приходил, так долго на лестнице сидел. Не знаю — дождался ли.
«На «Гангуте» что-то случилось», — машинально отметила Наташа Павловна и поняла, что делать тут ей больше нечего.
— Если появится скоро, то сказать, кто приходил?
— Скажите — Наташа Павловна. — Наташа Павловна задержалась в дверях и оглянулась: — Жена друга. Покойного.
— Передам непременно, — заверещала старушка и затворила дверь только тогда, когда хлопнула дверь в подъезде.
«Не надо было называться, — подумала Наташа Павловна. — Ведь ему в голову всякое теперь взбредет. И приезжать не надо было...»
Она решила вернуться на кладбище и еще посидеть возле камня, но, когда автобус пришел на остановку Матросской скорби, она тихо побрела к раскопу.
Дома она не сказала, что заезжала к Сокольникову, хотела умолчать и про свои страхи, а потом все-таки не выдержала. Отправив Катеришку спать, грустно пожаловалась:
— Что со мной было, я и теперь не пойму. В какой-то момент мной овладел такой страх, что мне показалось, будто схожу с ума. Даже затылок стал холодеть...
Они долго в этот вечер говорили о таинственных связях, которые порой возникают между людьми, но говорили недомолвками, как бы иносказательно, потому что истинные мысли словно бы держали про себя, боясь даже в своем кругу выглядеть смешными. «Вздор все это, — подумал Иван Сергеевич, когда Мария Семеновна сказала, что «не иначе это Игорь в землю просится», — вздор... — Он распахнул ставни, схватился за бинокль и начал оглядывать внутренний рейд. — Конечно же, вздор...»
Он первым почувствовал, что в доме снова воцарился мир, и был искренне рад этому. «А Суханов, что ж, пусть приходит, — пробормотал он. — Пусть поселяется — места всем хватит».
Вечер был дивный — тихий, ровный, словно бы приглаженный; легкий бриз едва спускался с холмов, на которых стоял белый город, и, шелестя резными листьями акаций, наплывал на Анин камень и густо синил успокаивающуюся воду.
Иван Сергеевич опустил бинокль: он сумел рассмотреть не только номер корабля, но и его название.
— «Гангут»... Видимо, куда-то далеко собрался.
Наташа Павловна растерянно улыбнулась и машинально перебрала тонкими пальцами пуговички на кофте. «Счастливого плаванья, — подумала она, — молодые красивые лейтенанты. Может, и вы когда-то станете командирами».
Глава шестая
К исходу четвертых суток стало ясно, что «Гангут» в отпущенные командующим шесть суток укладывается. Командир вызвал к себе старпома с главным боцманом, велел приготовить образцы краски и, когда те были готовы, выбрал не слишком яркую, чтобы корабль терялся в самой легкой дымке, на всякий случай спросил Козлюка:
— Краски хватает?
Козлюк вздохнул, как будто решал для себя непосильную задачу, и, вздохнув еще, сказал не очень уверенно:
— Должно хватить.
— А может, еще и останется?
Козлюк опять вздохнул.
— Должно остаться.
— Куда же ты этот остаток денешь? — заинтересовался Ковалев.
— Остаток есть не просит, товарищ командир.
— Ну, иди, — сказал Ковалев, — готовь пульверизаторы, валики, кисти, беседки. Завтра одним заходом должны покраситься.
— Ежели, как говорится, всем миром...