Видение Евразии. По ту сторону национализма и интернационализма

Юлиус Эвола накладывает этот аналитический растр на европейскую историю и устанавливает, что упадок империи и подъем нации со времен средневековья совершаются одновременно. Медленный закат империи начинается с осквернения ее принципа, т.е. с секуляризации и материализации политической идеи. В действительности сакральность – это для Юлиуса Эволы основная, определяющая составная часть имперской идеи, она лежит в основе законности и авторитета империи. Исчезновение религиозного характера власти, который символизировался коронацией императора, совершилось в нескольких исторических этапах: вначале было решение Людвига IV Баварского в 1338 году о том, что только один выбор его уже был основной легитимизацией его власти, и для этого больше не требовалось якобы никаких посвящений; и заканчивается этот процесс в 1452 году коронацией Фридриха III Австрийского – последней коронацией императора в Риме.

Потеря этой чести (dignitas) все больше и больше затрудняла поддержание децентрализованных и разнообразных структур, которые создавали феодальный мир. Если вселенская имперская власть подобно своду стояла над множеством ленных правителей и национальностей, при этом никогда не унифицируя их, то ее исчезновение означало превращение старого надполитического и духовного отношения верности и повиновения в основывающееся отныне на принуждении и строгой государственности, уже не органическое, а механическое, больше не сакральное, а светское политическое единство. Юлиус Эвола замечает: «Короли начинают в своих странах требовать того же самого принципа абсолютного авторитета, который подобает, собственно, только империи, причем они, наконец, пробуждают к жизни и выдвигают на первое место новую и бунтарскую идею: идею национального государства».

Отныне осуществление частных интересов против универсального права старой европейской ойкумены становится определяющим. Французский король Франциск I или папа Климент VII уже не будут бояться того, чтобы объединиться с турками против императора. И Ришелье, будучи католическим кардиналом, в конце Тридцатилетней войны станет поддерживать протестантские лиги против императора. Юлиус Эвола пишет: «Рейх как империя однозначно заменяется империализмами, т.е. махинациями национальных государств, которые служат только для того, чтобы подчинять себе другие государства военным или экономическим путем».

В этом политическом процессе королевский дом Франции играет решающую, если не сказать новаторскую роль. Как Рене Генон, который упоминает его в своей книге Autorité spirituelle et pouvoir temporel, также Юлиус Эвола видит в Филиппе Красивом истинного основателя современной идеи нации. Его правление характеризовалось помимо непопулярной налоговой реформы – за это Данте называл его «cupido», «жадным» – и роспуском ордена Тамплиеров, прежде всего, конфликтом с папой Бонифацием VIII. После того, как папа осудил короля в своей булле Ausculta filii carissime», Филипп под влиянием своих легистов решил созвать собрание парижских нотаблей, горожан и чиновников, чтобы укрепить свою позицию по отношению к папе. Это стало первым заседанием Генеральных штатов (états généraux). В борьбе против рыцарей-тамплиеров в 1308 и 1311 годах он поступит так же, и его образ действия симптоматичен в более чем одном отношении.

«Юридически-легистская духовная позиция, централизм, религиозный и теологический нейтралитет, буржуазный рационализм: эти ингредиенты впервые связываются здесь», так описал это Карл Шмитт. Тем самым Филипп Красивый как бы из ничего создал унифицированное мышление, которое раньше существовало только в неопределенном виде. Основывая свои действия на установленном его легистами светском праве, он с использованием обязательных и обширных законодательных норм способствовал отделению харизматических и традиционных форм законности. Феодальная пирамида вассалов, олицетворение объединенной верностью сеньору средневековой иерархии, постепенно заменяется направленными в провинции представителями центральной власти. Князь впервые предоставляет городской буржуазии долю в исполнении власти, и этот направленный против феодального порядка союз короля с буржуазией впоследствии будет беспрерывно укрепляться вплоть до того дня, когда буржуазия станет достаточно могущественной, чтобы, ссылаясь на нацию, свергнуть зашатавшуюся монархию.

Национальная идея возникает на руинах феодального мира и от эпохи Возрождения до восемнадцатого века развивается в рамках централистского государства, внешняя политика которого потянула за собой фрагментацию европейской ойкумены, как мы подробнее описали выше, а его внутренняя политика душила любое разнообразие в королевстве, что известно всем. Власть окружает себя почти религиозной аурой. Это и есть тот абсолютизм, о котором Юлиус Эвола с полным основанием утверждает, что он является «передачей традиционной идеи единства в век материализма».