Длительность времени – это не объективная величина, измеряемая при помощи часов, а настроение. Ритм сцены, пространство, в котором она разыгрывается, даже освещение – всё это влияет на восприятие и в нашем воображении может растянуть минуту на много часов. В том, как мы ощущаем пространство и время, есть причудливые закономерности, безусловно, достойные внимания психологической науки. Чем
Техники, применяемые для вставки перебивочных кадров, и обязательная непрерывность видеоряда часто образуют почти неразрешимые противоречия, превращая работу режиссера в настоящую головоломку. Ведь уметь перевести настроение из одной сцены в другую очень важно. И как на картине художника один и тот же цвет воздействует по-разному – в зависимости от того, какие краски вокруг, в точности так же и в кино – настроение сцены обусловлено предыдущей. Промежуточные кадры могут отклоняться от сюжета по содержанию, но должны быть созвучны его настроению.
В постоянстве настроения заложена память о прошлых историях и связях, особенно если не хочется прибегать к крайнему средству – титрам. Незамысловатые идеи, предметы, жесты, иногда даже просто освещение нет-нет да и вызовут у нас ассоциацию с прошедшей сценой, а визуальные лейтмотивы, вкрадчивые и едва нами осознаваемые, позволят ощутить внутренние связи, сквозную линию фабулы.
Пассажи
Пришло время сказать несколько слов о пассажах. Это вставные кадры, в которых мы видим только то, как герой перемещается из одного места в другое. Раньше к пассажам относились с предубеждением, в особенности бывшие театральные режиссеры, которым они представлялись лишь вакуумом, не слишком изящным выходом из затруднительного положения.
Тем не менее именно в пассажах заключено лирическое зерно фильма. «Хождения» героя в преддверии решающей сцены и после нее – это его монологи, отнюдь не «надуманные». Герой приближается к главному моменту, и это движение, отмеченное ритардандо, усиливает драматизм, становится эдаким трамплином перед сменой настроения; в другом пассаже, следующем за кульминацией, может отображаться душевное состояние героя, его реакция на произошедшее. Причем гораздо сильнее, чем в самой сцене, где за внешними событиями часто сокрыто то, что творится внутри.
В мимических монологах-хождениях мастерство самого актера раскрывается порой даже ярче, чем в самых волнующих и драматичных сценах. Ведь последние часто перенасыщены жестами и продиктованы не только
Я вполне допускаю существование кинематографа в импрессионистском стиле, даже, если угодно, в метерлинковском, где главных сцен нет и где всё сосредоточено на пассажах со смутными предчувствиями «до» и лирическими отголосками «после».
В фильме «Призрак» герой Альфреда Абеля много бродит по улицам. И в этих кадрах, как ни в одном другом эпизоде, мы видим его насквозь – заблудшая душа, слепец, свернувший с праведного пути, хмельной от грез, – такого неминуемо ждет плохой конец. В сценах, где есть другие люди, иногда даже кажется, что опасность исходит от них и что всё еще, может, обойдется. Но когда герой один, по его походке видно – угроза в нем самом. Он ранен изнутри и оступается, точно подбитый зверь. (Походка становится отражением судьбы героя.)
Но как ходит Конрад Фейдт! Поистине трудно придумать фильм, в котором главные сцены не уступали бы по драматизму пассажам Фейдта. Походка сомнамбулы, которого сыграл Фейдт в фильме «Калигари», напоминает медленный, мучительно медленный полет стрелы, летящей прямо в цель и неминуемо несущей смерть. Шаг Конрада Фейдта задает направление, пикой пронзая пространство и намечая вектор судьбы, угадать который несложно.
В другом фильме мы видим Лиллиан Гиш в роли бедной девушки, которая тщетно пытается найти работу, – вот она бредет по улице, замученная и утратившая последнюю надежду. Что ни шаг, то обреченность: еще немного, и глаза закроются, голова упадет на грудь и человек ляжет под колеса автомобиля.