Вихрь

С инженерами ничего не случилось, а главного инженера и начальника строительства фабрики (название объекта строительства было засекречено) летом того же года арестовали и отправили в лагерь за саботаж. Вскоре после этого Элека Варью перевели в Будапешт, назначив директором, только что образовавшегося торгового предприятия. Процедура оформления несколько затянулась: нужно было найти подходящее помещение, заказать печать, подобрать штат, найти секретаршу и тому подобное. Однако, как бы там ни было, а весной 1953 года Варью прибыл в Будапешт и сел в директорское кресло.

Глава десятая

— Ничего другого ты спеть не можешь, кроме этих бесконечных «тини-тини»…

— Для тебя и такое пение вполне подходит.

— Если ты меня не хочешь понимать и настолько враждебно ко мне настроена, тогда, конечно, напрасно и говорить тебе что-либо…

— Я тебя очень хорошо понимаю, — перебила она меня.

— Если бы понимала, то не разговаривала бы со мной таким тоном.

— А каким тоном я говорю?

Во взгляде Ольги я прочел издевку.

Подобные споры продолжались у нас порой по нескольку часов, хотя были совершенно бессмысленны. Мы оба давным-давно забывали, из-за чего схватились, но перестать уже никак не могли. Правда, Ольга никогда не выходила из себя. Я же злился, хотелось кричать изо всех сил, но не хотелось скандала. Мне только не хватало, чтобы в те и без того трудные дни обо мне пошли бы еще новые сплетни.

Мы шли по Бульварному кольцу, и я не хотел, чтобы кто-нибудь из знакомых случайно увидел нас спорящими.

Придя домой, мы сразу же разбежались по разным углам. Ольга ушла на кухню, чтобы приготовить ужин, я же ушел в ванную.

Отвернул кран. Он несколько раз чихнул и лишь потом начал подавать воду толчками и с таким шумом, от которого, казалось, содрогались даже стены. Вся ванная комната была отделана по последней моде. Мне давно надоели старые вещи в доме. По приезде в Будапешт я предложил Ольге заменить мебель, но она и слушать об этом не хотела. Тогда я решил отделать как следует хотя бы ванную. Стены здесь облицованы блестящей черной плиткой до самого потолка, ослепительно белая ванна, никелированные краны и краники, вешалки, полочки и все такое. Все новенькое. Старыми остались только стены под плитками да рычащие трубы в стенах.

Ты слушал, как клокотала и фыркала в трубах вода, и самого тебя начало трясти: ты начал на чем свет стоит ругать Ольгу. Вдруг ты посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся: лицо красное, шея побагровела, глаза, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит, словно у человека, страдающего базедовой болезнью. Ты такими словами ругал Ольгу, каких до сих пор, казалось, и не знал вовсе.

Ольга сразу же заметила мое состояние и спросила:

— Что с тобой, тебе плохо?

— Нет, ничего.

— Нет, с тобой что-то неладное, я тебя не узнаю.

— Вода сильно хлорирована, глаза ест.

— Да ты весь опухший какой-то. Может, съел что-нибудь несвежее?

— Ты же знаешь, у меня просто очень чувствительная кожа.

— Глаза действительно какие-то странные. — Она подошла ко мне и положила свою ладонь мне на лоб. — У тебя, случайно, не жар?

— Откуда у меня жар! — Я отстранился. — Говорю тебе, это от воды… У меня уже как-то было такое…

Постепенно я успокоился, взял себя в руки, даже похвалил ужин. Ольга обрадовалась, хотя очень хорошо знала, что ужин был хуже, чем всегда. Но ел я с большим трудом. Кусок не лез мне в горло, словно я перед рентгеном желудка заглатывал отвратительную бариевую кашу.

Раздеваясь ко сну, мы говорили о каких-то пустяках, словно между нами абсолютно ничего не случилось. Ольга была уже в одной ночной сорочке, как вдруг вспомнила, что не покормила собаку, которую мы держали.

— Утром покормишь, — посоветовал я.

Она прислушалась и, не услышав жалобного скуления и царапанья в кухонную дверь, успокоилась.

— Ну вот видишь, утром дашь ей двойную порцию, и все.

Постель была холодной и даже чуть-чуть влажной. Весенние вечера были еще довольно свежими, особенно здесь, на склоне горы неподалеку от Дуная.

Ольга залезла под одеяло.

— Согреть тебя? — спросил я.

Она ничего не ответила и даже чуточку отодвинулась от меня. «Что бы это значило?» — подумал я и, дотянувшись до нее рукой, крепко прижал к себе. Она не отвернулась, но и ко мне ближе не стала. Я стал ее покрывать поцелуями, но она продолжала оставаться холодной и бесчувственной. Мне вдруг почему-то захотелось избить ее. Я решил оставить ее в покое, отодвинулся от нее подальше и вдруг вспомнил Анну…