Читаем Вихрь полностью

И вдруг Мальвин услышала через стенку сильный стук дверью. Это у Бланки. Перегородка вздрогнула, и в тот же миг раздались дикие, душераздирающие рыдания. Мальвин без труда узнала голос Бланки. Та плакала. Бланка, умеющая так заразительно смеяться, плакала так горько, что Мальвин невольно вздрогнула и в недоумении стала прислушиваться. Это было так странно. Бланка за стеной зарыдала еще сильнее. Что могло у нее случиться? Сердце Мальвин наполнилось жалостью. Как бы она хотела броситься к ней, спросить, что с ней случилось, кто ее обидел. Как бы она хотела утешить ее, обнять и вместе с ней заплакать навзрыд… И вмиг женщина, которой она постоянно завидовала, показалась ей такой несчастной… Мальвин еще долго слышала непрекращающиеся рыдания…

В тот вечер, лежа в постели, она долго не могла забыть эти рыдания, она не могла забыть их и на другой день, и на третий… А родившаяся в ее душе жалость и любовь к соседке не проходили.

Теперь, встречаясь друг с другом, обе девушки обменивались такими задушевными взглядами, словно разговаривали между собой как две хорошие подруги, которые пережили вместе большое несчастье.

Андраш Табак

ИГРУШЕЧНАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА

Товарный поезд, который, сердито отдуваясь, тащил маленький допотопный паровоз, остановился у площади, пропуская колонну советских танков, двигавшуюся в сторону Уйпешта. Состав был небольшой. На каждом вагоне мелом было написано: «Картофель для голодающего населения столицы!» Из последнего вагона спрыгнул на землю худой черноголовый мальчуган лет двенадцати. На нем было коричневое не по размеру длинное пальто, из-под которого виднелись полосатые бело-синие брюки из грубой материи, и круглая шапочка, сшитая из такой же материи с черными цифрами лагерного номера «27059».

Перед разбитым зданием Западного вокзала рабочие разбирали развалины под наблюдением двух полицейских с национальными повязками на рукавах. Тут же стоял коренастый широкоплечий советский солдат. И полицейские и солдат заметили паренька.

Не обращая внимания на рабочих и прохожих, которые с любопытством смотрели на него, мальчуган, с трудом поднимая ноги в тяжелых солдатских ботинках, перебежал через площадь и ступил на тротуар.

Русский солдат поднял руку и крикнул:

— Малыш, иди-ка сюда!

Полицейские, опершись на винтовки, стояли неподвижно, не спуская глаз с лагерной шапочки мальчика.

— Мальчик, иди сюда! — еще раз позвал солдат, бросив на землю наполовину недокуренную папиросу.

Худое лицо мальчика, казалось, окаменело. В больших темных глазах мелькнул страх, губы и подбородок задрожали. Подтянув ремень висевшей на плече сумки, он медленно подошел к солдату.

Он стоял молча, опустив голову, и неподвижным взглядом смотрел на выпачканные грязью сапоги солдата.

— Из концлагеря? — спросил солдат.

Мальчик на мгновение поднял голову.

Солдат пробормотал что-то непонятное, по лицу промелькнула смущенная улыбка. Вытащив из кармана пол-плитки шоколада, он протянул ее мальчику.

— Бери, — подбодрил паренька полицейский. — Бери и скажи: «Спасибо, товарищ!»

Мальчик молчал. Шоколад он сунул в сумку и снова уставился на сапоги солдата.

Солдат полез в карман телогрейки и, нахмурив лоб, вытащил из него маленький облезлый будильник, сунул его мальчугану в руку.

Паренек едва заметно улыбнулся и сказал:

— Спасибо, товарищ!

Солдат рассмеялся, потом вдруг обнял мальчика за худые плечи и по-дружески похлопал его.

— Гитлер капут! — воскликнул он. — Фашисты капут! Браво, молодец!

— Тебе есть куда идти? — спросил у мальчика один из полицейских.

Паренек кивнул и пошел прочь.

Солдат снова закурил. Сдвинул меховую шапку на затылок, выругался. Лицо его помрачнело.

Полицейские взглядом провожали мальчика, а тот быстрыми шагами шел по тротуару, перепрыгивая через ямы и выбоины. Перебежав через перекресток улицы Подманицкого, паренек скрылся из виду.

Остановился он перед домом на улице Сонди. Дом этот, как ни странно, уцелел: его не задел ни один снаряд. Крыша была цела, сохранились даже две скульптурные фигуры, украшавшие фасад. Сохранилась и цветная стеклянная вывеска над входом: «Парфюмерный магазин Микши Ротмана. Парижские товары. Во дворе налево».

Чуть пониже вывески мелом было написано: «За решетку всех спекулянтов!»

Прочитав по слогам вывеску, мальчик улыбнулся и почти бегом побежал в ворота. Вбежав на пятый этаж, он, запыхавшись, пошел по круговому балкону. Потом остановился, прислонился к перилам.

Во дворе с длинной метлой в руках стояла женщина и наблюдала за мальчиком, который вдруг испугался ее взгляда. Быстро семеня ногами, он промчался по балкону и, остановившись у одной двери, позвонил. На двери была прикреплена медная табличка с надписью: «Имре Новак».

Дверь почти сразу же отворили. На пороге стояла хрупкая женщина с красивым лицом. Она удивленно смотрела на мальчика.

Несколько мгновений они молча почти испуганно смотрели друг на друга. От волнения мальчуган трогал ремень своей сумки.

— Целую ручки, тетушка Магда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Битва за Рим
Битва за Рим

«Битва за Рим» – второй из цикла романов Колин Маккалоу «Владыки Рима», впервые опубликованный в 1991 году (под названием «The Grass Crown»).Последние десятилетия существования Римской республики. Далеко за ее пределами чеканный шаг легионов Рима колеблет устои великих государств и повергает во прах их еще недавно могущественных правителей. Но и в границах самой Республики неспокойно: внутренние раздоры и восстания грозят подорвать политическую стабильность. Стареющий и больной Гай Марий, прославленный покоритель Германии и Нумидии, с нетерпением ожидает предсказанного многие годы назад беспримерного в истории Рима седьмого консульского срока. Марий готов ступать по головам, ведь заполучить вожделенный приз возможно, лишь обойдя беспринципных честолюбцев и интриганов новой формации. Но долгожданный триумф грозит конфронтацией с новым и едва ли не самым опасным соперником – пылающим жаждой власти Луцием Корнелием Суллой, некогда правой рукой Гая Мария.

Валерий Владимирович Атамашкин , Колин Маккалоу , Феликс Дан

Проза / Историческая проза / Проза о войне / Попаданцы
Дым отечества
Дым отечества

«… Услышав сейчас эти тяжелые хозяйские шаги, Басаргин отчетливо вспомнил один старый разговор, который у него был с Григорием Фаддеичем еще в тридцать шестом году, когда его вместо аспирантуры послали на два года в Бурят-Монголию.– Не умеешь быть хозяином своей жизни, – с раздражением, смешанным с сочувствием, говорил тогда Григорий Фаддеич. – Что хотят, то с тобой и делают, как с пешкой. Не хозяин.Басаргину действительно тогда не хотелось ехать, но он подчинился долгу, поехал и два года провел в Бурят-Монголии. И всю дорогу туда, трясясь на верхней полке, думал, что, пожалуй, Григорий Фаддеич прав. А потом забыл об этом. А сейчас, когда вспомнил, уже твердо знал, что прав он, а не Григорий Фаддеич, и что именно он, Басаргин, был хозяином своей жизни. Был хозяином потому, что его жизнь в чем-то самом для него важном всегда шла так, как, по его взглядам, должна была идти. А главное – шла так, как ему хотелось, чтобы она шла, когда он думал о своих идеалах.А Григорий Фаддеич, о котором, поверхностно судя, легче всего было сказать, что он-то и есть хозяин своей жизни, ибо он все делает так, как ему хочется и как ему удобно в данную минуту, – не был хозяином своей жизни, потому что жил, не имея идеала, который повелевал бы ему делать то или другое или примирял его с той или другой трудной необходимостью. В сущности, он был не больше чем раб своих ежедневных страстей, привычек и желаний. …»

Андрей Михайлович Столяров , Василий Павлович Щепетнев , Кирилл Юрьевич Аксасский , Константин Михайлович Симонов , Татьяна Апраксина

Фантастика / Научная Фантастика / Попаданцы / Стихи и поэзия / Проза о войне