Вихрь

Усевшись на ящик с грязным бельем, он старался не смотреть на мальчугана.

— Недавно, — ответил Андриш. — В американском санатории большие и красивые ванные. Была там одна сестра. Звали ее Мэй. Она меня очень любила и купала каждый день.

— И тебе не было стыдно? Ведь ты же уже большой.

Во взгляде Андриша появилось удивление.

— Нет. В лагере фрейлейн Лизе и докторша заставляли нас раздеваться донага и били нас.

Мужчина не смел взглянуть на мальчугана, боясь увидеть на его тельце незажившие рубцы и раны. Он закурил.

— А как ты сюда приехал?

— Сел на поезд. Потом на другой. — Паренек на миг умолк. — Из американского санатория я сбежал. Кто знает, когда бы нас оттуда выпустили? Я хотел поскорее увидеть папу и всех своих родных.

Мужчина покашлял, разглядывая неровно горевшую цигарку.

— Черт возьми, — выругался он, — надеюсь, ты еще не куришь?

— Один раз курил, — усмехнулся Андриш. — Выпросил сигарету у американского солдата. Но мне не понравилось: дым щиплет горло…

Когда Андриш, выкупавшись, вошел в комнату, по всему полу уже были разложены игрушечные рельсы.

Габору Андриш уже не казался таким чужим. На нем был синий банный халат матери Габора. Она хотя и подшила на скорую руку рукава и подол, но он все равно доставал до самых пят. На ногах у мальчугана были большие, как корабли, домашние тапки хозяина дома. Андриш казался Габору совсем своим, прежним. Правда, он точно уже не помнил, как выглядел он прежде, так как он весьма смутно помнил то время. Одно было ясно Габору, что это и есть настоящий Андриш, прежний веселый Андриш, с которым ему было так хорошо играть…

Габору хотелось, чтобы его двоюродный братишка рассказал, как ему жилось в плену, однако попросить об этом он не решался.

А Андриш думал о нем: «Хорошо тебе с отцом и с матерью. И плакать не из-за чего. И бояться никого не нужно. Ни фрейлейн Лизе, ни докторши. Что ты знаешь об этом?»

Ему хотелось рассказать, как он жил в постоянном страхе. Докторша делала ему уколы в руку и ногу. Сначала это должно было вызвать у него паралич, а потом смерть. Однако Андриш стеснялся рассказывать об этом. Еще подумают, что он хвастается! К тому же он и сам узнал об этом только в санатории. Совершенно случайно узнал из разговора каких-то дядь и никак не хотел этому верить.

«Что ты обо всем этом знаешь? — подумал он снова с превосходством взрослого человека. — Ты совсем маленький. Просто ребенок. А если узнаешь, то еще испугаешься и будешь всю ночь видеть страшные сны и реветь».

— Иди сюда, будем играть, — предложил Габор и с гордостью показал на свою железную дорогу. — Хороший паровозик, да? Как самый настоящий! Крестный мне подарил.

«Это немецкий поезд, — мелькнуло в голове у Андриша, и сердце его больно сжалось. — Немцы называют поезд «цуг»…»

Андриш взял в руку один товарный вагончик, на котором стояли совсем маленькие буковки «RB». Точно такие же буквы стояли и на настоящих вагонах. А под ними было написано: «Внимание! Евреи! В Берген-Бельзен!»

На душе сразу стало еще тяжелее.

Когда стали загонять в вагоны, Андриш потерял из виду отца. Мать же ни на секунду не выпускала его руку. Она прижала его к себе и своим телом защищала от ударов прикладами и толчков. Люди толпились, давили друг друга. Раздавались крики, плач. И все это перекрыл чей-то сильный властный голос: «Тихо!»

«Папа, где ты?» — выкрикнул Андриш, когда его заталкивали в вагон. По лицу матери текла кровь. Она крепко обняла его. «Он едет не вместе с нами, — шепнула Андришу мать. — В этом вагоне едут только женщины и дети».

Больше он ничего не помнил. Андриш осторожно поставил вагончик на рельсы и стал разглядывать фигурки человечков. Фигурки были разных цветов: красные, зеленые, синие, черные. Их было много, может быть штук сто. Это из игры, которая называется «Бег наперегонки». Андриш знал эту игру.

Уже смеркалось.

Габор на четвереньках ползал по паркету. С серьезным выражением лица он строил из разноцветных кубиков здание вокзала. От напряжения он даже высунул кончик языка, прядь светлых волос упала на лоб.

«Ты что думаешь, там были настоящие вокзалы? — продолжал рассуждать про себя Андриш. — С залами ожидания, с носильщиками, с железнодорожниками? Нет, возле путей стоял простой барак, на котором развевался флаг со свастикой. Кругом забор из колючей проволоки. Его охраняли солдаты в черной эсэсовской форме и собаки-овчарки…»

Андриш потянулся к фигуркам. Выбрал из них одну, черного цвета. Поставил ее себе на ладонь. Это была совсем маленькая, хорошо выточенная фигурка.

«На фуражках у эсэсовцев красовался череп, — вспомнил он. — «Выходи! Выходи!» — кричали солдаты, когда дверь вагона открыли. Играл оркестр. Громко тявкали собаки. Мама, схватив меня, спрыгнула, потом спрятала меня за спину. К ней подошел эсэсовец и вырвал нас обоих из общего ряда…»

— Смотри сюда! Смотри сюда! — радостно воскликнул Габор. — Правда, красивый вокзал? Давай ему башню пристроим. Я сейчас сделаю!

В старинном подсвечнике горели три свечи. Ребята даже не заметили, как в комнату вошла хозяйка дома и поставила свечи на радиоприемник.