Вихрь

— Ты что, совсем раскис? Может, поясница болит? — насмехалась она. — Иль темноты испугался, а? Эх ты!

«Эх ты!» В эти два коротких слова было вложено столько презрения! Они как нож вонзились в сердце Ференца. Может быть, если бы он не услышал этих двух слов, ничего и не случилось бы.

Срубленный кустарник и молодые деревца связывали в вязанки и сбрасывали с верхушки скалы, чтобы подобрать их на каменной осыпи, уже неподалеку от дома. Солнце уже давно скрылось за небосклоном, и лишь луна скупо освещала своим бледным призрачным светом скалы и лес. Осталось сбросить лишь несколько длинных ясеневых стволов.

Жужа в обход уже направилась к спуску. Тера с Ференцем несли на плечах к краю обрыва последнее бревно. Впереди шла Тера, неся более тонкую часть ствола. Остановившись перед обрывом, она положила ствол на землю и поправила его так, чтобы Ференцу легко было столкнуть его вниз.

— Давай! — сказала она и отошла в сторону. Один из сучков в палец толщиной зацепился за раздувающуюся юбку Теры, стоявшей спиной к Ференцу и смотревшей на позолоченную лунным светом гладь озера.

Мускулы Ференца были напряжены. Он закрыл глаза и с размаху толкнул ствол дерева.

Казалось, прошло много, очень много времени, час, два, несколько часов, — так по крайней мере показалось ему, — пока он не услышал страшный, душераздирающий крик.

Но это был не крик Теры. Это кричала Жужа.

Жужа в тот момент стояла на осыпи и собственными глазами видела ужасную смерть Теры.

В то время полиция была по уши занята разбирательством более важных дел, имевших отношение к только что закончившейся войне; несчастными случаями ей некогда было заниматься. К тому же это был не первый случай, когда люди, сбрасывая со скалы деревья, сами срывались вниз.

Теру похоронили как полагается. В последний путь ее провожали родные, знакомые и соседи. Весть об ужасной смерти несчастной Теры быстро облетела и взбудоражила, не только село, но и жителей окрестных деревень, поэтому за гробом шло много народа. Шла в похоронной процессии и старуха Кош. Вся в черном, она держала в руках носовой платок, молитвенник и четки. Многие плакали, но самым неутешным было горе сынишки Ференца Яники, который так любил свою тетю Теру.

Мальчуган по дороге с кладбища так расстроился, что старухе Кош пришлось нести его на руках. С этого дня он стал жить в доме бабушки.

Так Ференц и Жужа остались в домике под скалой одни.

В первую ночь раскаяние Жужи и ее намерения были искренними. Она льнула к мужу, ей хотелось показать ему вновь проснувшуюся в ней любовь… А Ференцу все казалось, что он слышит скрип кровати горбатой Теры. На лбу выступал пот, он сразу же, казалось, старел на много лет и становился совершенно бессильным.

Тогда-то и случилось, что Жужа расхохоталась острым, металлическим смехом, от которого Ференц так сильно страдал. Этот смех опять сковал его на всю ночь. А на рассвете, лежа на спине и смотря неподвижными глазами в потолок, Ференц рассказал жене о совершенном им преступлении.

— Знаешь, это я столкнул Теру со скалы.

Он чувствовал, как Жужа вздрогнула, затем вскочила с постели. Он услышал шлепанье босых ног по полу. Жужа остановилась возле печки. Он не видел ее, но чувствовал, что она стоит у печки и не шевелится. Самое страшное уже было сказано, теперь легче признаться до конца, чем молчать. Ференц рассказал жене все, как было.

Днем Жужа застлала чистым бельем постель Теры, а вечером легла спать на нее; она испытывала отвращение к мужу. Ночью Ференца терзали страшные муки. Жужа же спала глубоким сном. И так каждую ночь.

Вставал Ференц очень рано, когда еще было совсем темно, и отправлялся на работу. Как только он уходил из дому, Жужа тотчас же, повязавшись платком, уходила из дому в сторожку лесника.

Неделя шла за неделей, как вдруг начались сплетни. Соседи начали нашептывать Ференцу о том, что жена не верна ему. Он поверил и однажды подстерег Жужу, когда она разговаривала с лесником, стоя у кустарника, неподалеку от осыпи. Лесник, заметив Ференца, продолжал стоять как ни в чем не бывало. Он был похож на человека, который только что кончил говорить и теперь собирается уйти.

— Ах ты шлюха! — закричал Ференц, схватил жену и замахнулся, чтобы ударить. Однако не ударил, словно ему было противно прикасаться к ней, лишь с силой оттолкнул ее от себя на куст терновника, острые шипы которого разорвали платье и больно впились в тело Жужи. Она упала. Ветка задела ее и расцарапала до крови ей шею. Она не закричала, лишь в глазах ее вспыхнули злые огоньки. «Ну ладно, Ференц, подожди, ты еще увидишь…» И, зная, что вонзает в сердце мужа острый нож, сказала с ненавистью:

— Убийца! Вот ты кто!

Спустя несколько дней Жужа, лежа на топчане в сторожке лесника, обиженным голосом поведала ему о признании мужа.

— Не плети ерунду! — оборвал ее лесник.

— Это правда! Он сам мне все рассказал.

И она спокойно и просто, словно это была обычная маленькая житейская сплетня, рассказала о трагической гибели Теры. Наступило долгое молчание, после чего лесник встал и, теребя перо на шляпе, неопределенно промолвил: