— «Пункт первый. Мира, хлеба, свободы! Пункт второй. Национализация заводов, земли, банков. Пункт третий. Снижение квартирной платы. Пункт четвертый. Социальное страхование жизни рабочих. Теперь каждый из вас работает на самого себя…»
— А что значит «национализация»? — спросил он у меня.
— Национализация — это значит, что отныне все фабрики, заводы и земля будут принадлежать народу, государству.
— Это значит, и земля станет нашей? — не унимался Имре.
— Правильно, и земля тоже!
— Но когда? — Имре смерил меня взглядом. — Мой дед и прадед в свое время тоже мечтали получить землю. Получит ли ее мой отец?
— В первую очередь нужно выбросить из страны интервентов и прячущихся за их спинами графов и баронов, которые готовы ободрать нас как липок, — начал объяснять я.
Имре молча сложил бумагу и спрятал ее в карман. Лицо его помрачнело.
— Потому-то я и пошел в Красную Армию…
Позже я узнал, что в Красную Армию ушли Калла и Цегледи. Каллу даже назначили командиром отряда моряков.
Бойцом венгерской Красной Армии стал и я, покинув свой дом. Домом я называю комнатку, которую мы с Шарикой сняли на улице Пожони. Мы были бесконечно счастливы. Но долг звал меня туда, где шел бой с врагом.
— Я сестра милосердия, и мое место на фронте, — заявила мне однажды Шарика. — Там я смогу принести пользу.
Мне с большим трудом удалось отговорить ее от этого шага, убедить, что и здесь, в тылу, она тоже нужна.
Меня назначили редактором газеты «Красный солдат» («Вёрёш катона»). По долгу службы я часто бывал на передовой, откуда присылал в редакцию статьи и репортажи.
Войска интервентов продвигались вперед, сжимая республику тесным кольцом. Румынские войска приближались к Сольноку и Будапешту. На севере страны готовились нанести удар белочешские войска. В Сегеде находились французские воинские части.
Я только что приехал под Сольнок, где батальоны Красной Армии выдержали свое первое боевое крещение в бою с румынскими королевскими частями. Офицеров вызвали на КП, который помещался на чердаке небольшого дома неподалеку от берега Тисы.
Штабные офицеры были уже в сборе и наблюдали через окно за продвижением войск противника на противоположном берегу. Разговаривали вполголоса, чтобы не привлечь внимания.
— Переправочных средств у них явно недостаточно.
— Да и артиллерия слаба.
— Солдаты оборванны, выглядят уставшими. Видимо, и румынам эта война не по душе.
— Мы вполне можем воспрепятствовать переправе, сосредоточив по ней огонь нашей артиллерии.
— Румынские бароны зарятся на наши земли.
Вдруг один из офицеров посмотрел на меня и, улыбнувшись какой-то странной улыбкой, спросил:
— Вы, кажется, журналист? Ну так вот, напишите, что противнику не удастся переправиться через Тису.
Оторвавшись от окна, меня смерил взглядом другой офицер.
— Сейчас перед нами только румынские части. Но позже придется встретиться с белочехами, а возможно, с французами и даже с англичанами. Вся Европа ополчилась против нас. Вот и возникает вопрос: выдержит ли их натиск необученная армия рабочих? Скоро начнется первое испытание.
Кто-то из офицеров сунул мне в руки полевой бинокль и, подтолкнув поближе к окну, бросил:
— Пожалуйста!
В бинокль было хорошо видно, как румынские солдаты сосредоточиваются на подходах к мостовым опорам. Было заметно большое движение.
— Открыть огонь по правому берегу! — передал приказ по телефону на огневые позиции артиллерии офицер.
Прошло несколько секунд, и наша артиллерия заговорила, сотрясая землю грохотом разрывов. Артиллерийская подготовка продолжалась несколько минут.
Все прильнули к окну. Когда дым и пыль немного рассеялись, стало видно, как солдаты противника бежали от моста.
Открыла огонь и румынская артиллерия, но огонь ее был редким и неточным: большая часть снарядов ложилась далеко от цели.
Воспользовавшись временным замешательством в рядах противника, части Красной Армии перешли в наступление, оглашая воздух громогласным «ура». Румыны попытались было перейти в контратаку, но безуспешно, так как сосредоточенный огонь артиллерии не давал им возможности вновь подойти к мосту.
Офицер, который раздумывал, выстоит ли Красная Армия, закурил сигарету и сказал, обращаясь ко мне:
— Теперь ясно, что румынам действительно не удастся переправиться через Тису, Теперь смело можете писать, что они не прошли!
Как-то меня вызвал к себе Тибор Самуэли, чтобы я получил представление о том, что делается в тылу.