Опцион пригляделся и увидел, что маленький скол на гурте одного аурея – едва различимая глазу промашка кузнеца – точь-в-точь повторяли сколы всех других монет.
Создавалось впечатление, что все монеты вообще были одинаковые, каким-то магическим образом сделанные по подобию какой-то одной.
Марк Вирций отложил монеты в сторону и поднялся со скамьи.
– Давайте-ка собираться и уходить с этих болот…
– А ведь я сначала и не поверил, когда индикатор неожиданно показал сигнал, – заметил Инритон. – Кто бы мог подумать, что люди сохранят наш замыкатель!
– Вот что значит правильная мотивация, – ответил ему Рабрек. – У меня уже давно было предчувствие, что нам предстоит не банальный облёт. Ещё повезло, что в тот момент, когда люди извлекли в атмосферу замыкатель, мы успели заметить показания датчика… Кстати говоря, ты пока не проверял степень распада изотопа?
– В этом нет необходимости, – покачал головой Инритон. – При таком уровне светимости замыкателя контура, очевидно, что ядерная активность сохранилась на более чем высоком уровне.
– Хорошо, что сознание людей до сих пор находится в низкой стадии, – сказал Инритон после небольшой паузы. – Иначе у нас могли бы возникнуть проблемы с их контролем.
Рабрек наконец-то повернулся в сторону своего компаньона.
– Ты же знаешь, что возможность внушения в гораздо большей степени зависит от способностей субъекта, чем от воли объектов воздействия.
– Это так, – коротко ответил напарник Рабрека, и на некоторое время они умолкли.
– Странная планета… – пробормотал Инритон. – Сколько невразумительных историй с нашими тут уже произошло!
– Но это очень удобный полигон для наших исследований, – невозмутимо ответил Рабрек.
– Всё равно, многие из испытаний явно не оправдывают себя. Вспомни только нелепую смерть Загора, и сколько проблем для нас это повлекло – с учётом того, что он оставил здесь новорожденного сына. Мне кажется, наш командир поступил не слишком гуманно в этом случае.
Рабрек посмотрел на Инритона.
– Ты же сам понимаешь, что взять младенца на корабль не имелось никакой возможности, а Загор сам виноват в том, что у него появился ребёнок от земной женщины. Земляне действительно очень похожи на нас, но наша нервная система развита гораздо сильнее, и результат такой смеси геномов совершенно непредсказуем.
Инритон вспомнил ту непроглядную ночь девять земных лет назад, когда, забрав тело Загора, они, высвечивая во все стороны ультра-прожектором, целый час висели в аварийной капсуле над каким-то сараем с домашней скотиной, ожидая, чтобы хоть кто-то из людей пришел на их аутосомнический зов.
Дождь непрерывно хлестал по обшивке, а ураган беспощадно задувал в дюзы реактивных двигателей, рёву которых аккомпанировал вой одуревших от непогоды животных. Когда, наконец, на свет прожектора пришли трое каких-то оборванных пастухов, они сделали им легкое внушение по поводу ребенка, силовым полем спустили младенца прямо в сарай, к овцам и коровам, и на запредельных скоростях покинули систему.
Инритону ещё повезло – он тогда был всего лишь младшим оператором рубки, а вот Рабрека, как командира, после того случая почти на два года отстранили от полётов.
– Как ты думаешь, у ребёнка Загора могут тоже проявиться какие-нибудь способности? – спросил, немного помолчав, Инритон. – Ему ведь сейчас должно быть уже около девяти лет.
– Едва ли… – рассеянно ответил Рабрек. – С чего бы вдруг связь с земной женщиной сохранила у плода особенности нашей нервной системы? Даже при правильном обучении – постоянной медитации и особой психической подготовке, как в наших школах – вряд ли ребёнок Загора сможет когда-нибудь научиться хотя бы просто читать мысли других землян, не говоря уже о таких редких даже для нас способностях, как, например, восстановление повреждённых тканей… Для этого всего нужно особое самосознание, которое воспитывается нашими учителями в ученике в течение многих лет. Уверяю тебя, он вырастет обычным человеком, как и все земляне.
– И всё же в нём дремлют зачатки наших умений, – задумчиво возразил Инритон. – И если он вдруг догадается, что люди, которые его воспитывают, не его настоящие родители…
– Инритон, – устало возразил Рабрек. – Ну как, скажи мне, он мог бы об этом догадаться?
В ту же ночь они навсегда покинули Солнечную систему.
… Среди своих коллег Рабрек слыл одним из наиболее квалифицированных специалистов по Земле и землянам, однако он даже не представлял, насколько сильно ошибся в этом споре со своим другом.
На погосте
Кикин мрачно вздохнул и закрыл папку. Допрос Воронцова, как он и боялся, не дал ровным счётом ничего – но самое обидное было в том, что на этот раз у старшего следователя совсем ничего не было, чем можно было бы прижать Ворона. Оставлять его на подписке, с другой стороны, тоже нельзя – явно ведь снова начнёт балагурить или вовсе съедет от своей тётки, где он даже не прописан, и ищи его потом.
А если арестовывать – значит, придётся снова в суд ехать, в город, а дел в отделе выше крыши, да и вообще, не день, а дрянь какая-то, причём с самого утра.