Вихри на перекрёстках

— Что же мы так сидим? Наверное, вы проголода­лись,— обратился комбриг к Саблиной.— Скажете потом: «Вот так побывала в гостях». И виноват в этом будет кол­лега вашего мужа — Сергеев.

Не успели они отойти от землянки, как подбежал Ана­толий Зубенок. Пот выступил на его лице, парень часто и глубоко дышал. Глянув на незнакомую женщину, он обра­тился к Сергееву:

— Я к вам, товарищ комиссар!

Извинившись, Сергеев подозвал одного из проходив­ших неподалеку партизан и велел отвести Саблину на кух­ню. Комбриг и комиссар в ожидании смотрели на Зубенка.

— Ротный удрал,— тихо сказал тот.

— Как удрал? — нахмурился Сергеев.

— Запряг пару лошадей, посадил на подводу Зину и уехал. Я думал, в штаб, но заглянул в землянку, а там пусто. Все взяли с собой! Разрешите нам с хлопцами до­гнать его!

— Ничего, Толя, далеко Саблин не удерет, за ним уже поехали. Отдохни, скоро он будет здесь. Но почему вы не сообщили, что с Володей беда случилась?

— Думали, его повели к вам. А конвоиры вернулись и сказали, будто Бойкач пытался бежать и они его уби­ли. Мы хотели похоронить его, но не нашли тело, а спро­сить было не у кого: конвоиры сразу куда-то уехали, и с тех пор их в лагере нет.

— Вот что, Толя, садись на моего коня и скачи в штаб соединения. Там никому ни слова. Передашь командиру мое письмо и вернешься с партизаном Тимохиным. Пой­дем, я напишу. Или лучше подожди меня здесь.

Молодой партизан вскоре подвел к землянке оседланного коня. Вышел комиссар, взял повод и направился к Анатолию.

— Вот пакет. Садись и... быстрее возвращайся,— ска­зал он.

Толик заметил, что комиссар задумчив и вообще не имеет желания много говорить. Молча вскочил в седло и поехал.

Глядя вслед ему, Сергеев думал о том, что боевые действия воспитывают в человеке активность, держат его в напряжении, и смерть бойцов в борьбе с врагом воспри­нимается как закономерность. А вот внутренние чрезвы­чайные события ложатся на душу командира гнетущей тяжестью. Облизывая пересохшие губы, Сергеев хмуро зашагал к колодцу, чтобы глотнуть студеной воды.

10

Сын слушал рассказ матери и чувствовал, что она всеми силами старается скрыть свою тревогу. Мать гово­рила не гладко, как обычно, а из множества своих мыс­лей выбирала главные и высказывала их вопросительны­ми фразами. Почему партизаны двое суток сидели возле их двора? Не договорился ли он встретиться с ними, а сам не пришел? Почему сын так одет и у него чужое оружие? Почему, почему... Володя жалел мать, но не хотел расска­зывать ей о случившемся. Ведь Мария описала партизан, приходивших к ней, и хлопец сразу понял, кто это был — рыжеглазый с двумя подручными, надеялись тут при­кончить его. Что же делать, как быть?

— Сынок, о чем ты задумался? — мать ласково по­гладила Володю по плечу.— Скажи, что случилось?

— Ничего, мама. Просто решил перейти в другой отряд. Зина замуж вышла...

— Только поэтому? Я еще раньше узнала, даже рада была. Ты молодой, найдешь другую девушку.

— Мама, я спрячу винтовку, оставлю пилотку, а ты дай мне переодеться. Нужно во всем гражданском быть, чтобы не задержали немцы.

— Куда ты?

— Пойду, пока не стемнело. Обо мне никому не го­вори.

— А если спросит Зина?..

— Как Зина может спросить?

— Она же здесь, у матери. Я, правда, с нею не раз­говаривала. Даже не здороваюсь. Подумаешь, променя­ла моего сына...

— И ей ничего не говори.

Мать принесла брюки, кепку, Володя переоделся, спрятал винтовку под поветью и через огород направился к болоту. Пройдя немного, остановился и оглянулся на деревню. Солнце малиновым огнем зажгло стекла в окнах его родной избы. Мать, наверное, прислонилась к окну и ие сводит с сына глаз. Близился закат, и хлопец зашагал быстрее.

Солнце еще не успело скрыться, когда Бойкач вошел в тенистый сад около деревни Слобода. Хлопец заволно­вался: узнает ли его Валина мать, тетка Голубиха? В де­ревне было тихо, только изредка доносился шум машин и выкрики немцев. «А это еще что? — подумал Володя, увидев в отдалении палатки.— Неужели в семистах избах для гитлеровцев не хватило места? Но это к лучше­му: возможно, в Валиной избе немцев нет. А посланцы Саблина сюда не пойдут».

По борозде, вдоль грядок, Бойкач подошел к дому, перешагнул невысокий заборчик и юркнул в сени. По­стучался в дверь. Послышался топот ног, но никто не отозвался. Пришлось постучать еще раз. Дверь открыла женщина.

— Вы Валина мама? — спросил Володя.

— Да. Проходи, проходи.

— У вас немцев нет?

— Нет. А ты из Дубовой Гряды, сын Бойкача?

— Ага.

— Вместе с моей Валей учился. Она недавно рассказывала о тебе.

— Когда Валя была дома?

— Когда ты в Жлобин ходил. Как это ты так смело ходишь то в Жлобин, то сюда?

— Нужно,— улыбнулся Володя, окинув избу взглядом.

— Чужих тут нет,— успокоила его женщина.— В спальне моя меньшая, Галька, лежит, книжки читает. Я услышала стук в дверь и к ней, чтобы спрятала: книги-те советские.

— Почему же Галя не выходит из спальни?

— А разве Валя не рассказывала, какое у нас не­счастье?

— Нет.

— Ой, детки мои...