Вихри сансары

С другой, по вечерам, когда кроме охранника, находящегося где-то далеко на входе, никого не было, те же девочки с вечно торчащими изо рта сигаретами, общающиеся исключительно матом, выясняли отношения в жестоких драках.

Майя вела себя предельно сдержанно и деликатно, что, впрочем, не всегда помогало в общении с истеричными и агрессивными девицами, и ей иногда перепадали затрещины и оплеухи. Майя при этом не ввязывалась в драку, не закрывалась, не плакала. Руководствуясь древней индийской мудростью: «Низкий на все отвечает грубостью, средний – грубостью на грубость, достойный же никогда не груб, как бы с ним ни обращались», она стоически произносила: «Ненасилие – вот мой жизненный принцип». И никто не вязался к ней, любой инцидент на этом исчерпывался.

Когда Майя оставалась одна, она думала только о хорошем. Она перебирала все радужные картинки своей жизни, начиная от раннего безмятежного детства и кончая последней репетицией, где она научила девочек так понравившимся им движениям индийского танца одисси.

***

Однажды Эльвира Николаевна влетела в столовую и восхищенно воскликнула:

– Девочки, объявлен городской конкурс на рассказ о животных. Конкурс так и называется: «О братьях наших меньших». Я заявила о нашем участии.

Ее обращение осталось без внимания, воспитанницы молча завершали трапезу.

– Лера, – обратилась она к девочке, направлявшейся к выходу, – ты у нас пишешь стихи, подключайся.

– Вы же сами сказали – стихи. А конкурс объявлен на прозаический рассказ. Вон пусть Майка и пишет, она своими заповедями о вселенской любви всех разжалобит…

– В самом деле, Маечка, напиши, – уже без оптимизма обратилась к ней Эльвира Николаевна.

Майю постоянно преследовала память об автокатастрофе. При этом она всякий раз вспоминала Рыжуху и наделяла ее разными судьбами в зависимости от собственного душевного состояния. Подавленная последними событиями, происходившими в приюте, Майя написала грустный рассказ под названием «Рыжуха». В качестве эпиграфа Майя взяла слова из «Маленького принца» недавно открытого ею замечательного писателя Антуана де Сент-Экзюпери: «Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил».

«Рыжуха, небольшая дворняга, прозванная так за необыкновенно рыжий цвет шерсти, жила на территории дома отдыха и кормилась тем, что давали ей отдыхающие, – начала повествование Майя. – Теперь, когда наступила зима и ночами Рыжухе было холодно под открытым небом, она нашла себе приют в металлических конструкциях, беспорядочно разбросанных возле кочегарки, тепло от которой распространялось и на её ночлег. Изредка она заходила в котельную и смотрела, как кочегары бросают уголь в печи, от которых тянуло теплом. А когда из топки вылетали искры, Рыжуха заливалась звонким и радостным лаем. Заметив это, один из рабочих вызывал их специально, и Рыжуха в знак благодарности подбегала к нему, виляя хвостом, и терлась мордой о засаленные голенища его сапог. Все кочегары привыкли к ней и не прогоняли, а иногда, глядя в ее умные глаза, жаловались на свои житейские неурядицы. Часто они кормили ее отходами пищи, и она всех их считала своими хозяевами. Кроме одного.

С лицом, изуродованным в пьяной драке, он был страшен, и люди сторонились, когда на их пути попадался Кривой – так они его называли. Но Рыжуха не любила его не за то, что он был безобразен, а за те мучения, которые он ей приносил. Всякий раз, когда ему от кого-либо доставалось, он подманивал к себе Рыжуху, показывая ей что-нибудь съестное, и едва она приближалась, хватал ее за шкуру, больно выкручивал уши и, сдавливая горло, ругался в пьяном угаре.

Рыжуха скулила, вырывалась, а он пинал ее большими сапогами и кричал:

– Пшла вон…

Вот и теперь он на корточках сидел под сосной, держал в руках большой вареный хрящ, от которого валил пар и разносился такой вкусный дурманящий запах, что Рыжуха, скуля от голода и виляя хвостом в надежде, что он все же не станет ее мучить, подходила к нему, как бы говоря:

– Я не хочу тебе зла, я ни в чем не виновата перед тобой, я готова стать твоим другом, только не бей меня.

Но когда Рыжуха подошла совсем близко, он схватил ее, воткнул ее голову в проволочную петлю, приподнял, зацепил конец проволоки за ветку и отпустил. Рыжуха повисла в воздухе, усиленно задергалась, стараясь выскользнуть из петли, однако проволока всё сильнее сдавливала горло. В глазах ее потемнело, но она видела еще, как он улыбался страшной улыбкой и, уже уходя, прошипел:

– Вот и все, вот и не стало собачки.

***

– Вот и не стало …– отдалось в голове у Рыжухи, и она все поняла.

Она почему-то вдруг вспомнила будку матери, ее мягкие соски, теплое молоко и других щенят – ее братьев и сестер. Она вспомнила, как они резвились вокруг матери и та, рыча, делая вид, что сердится, шлепала их лапой и слегка покусывала, когда они не в меру шалили. Это были счастливые дни ее детства. Потом хозяйский сын раздал всех щенят и только ее, Рыжуху, никто не хотел брать за огненно-рыжий цвет шерсти, который почему-то никому не нравился.