Викинг. Бог возмездия

«Асгот меня обманул, – вопило его сознание, – я его жертва, цена, которую годи решил заплатить, чтобы снять проклятье богов». Сигурд извивался и кричал, но оставался неподвижным и безмолвным. Ему казалось, что болото пожирает его, и это наводящее ужас знание наполнило его душу отчаянием. Он понял, что тонет, решил, что упал в трясину и гнилая вода заливается ему в горло, убивая, а он ничего не может сделать.

– Выпей, Сигурд, – прозвучал очень близко чей-то голос. – Пей, мальчик. Это поможет.

И Сигурд стал пить.

***

Бой барабана сначала был медленным, словно подступающий прилив, и Сигурд заметил, что его сердце подчиняется ударам, которые становятся все быстрее, звучат, точно копыта бегущего оленя, ударяющие о землю, и он верхом на нем несется сквозь миры. Ритм напоминал топот копыт и хлопанье птичьих крыльев. Был рассвет и закат, шел дождь и сияло солнце, дул ветер, он засыпал и просыпался. Была жизнь, и была смерть. Он вступал в акт между мужчиной и женщиной и заканчивал его. Были норны, Урд, Верданди и Скульд; они плели судьбы людей, и Сигурд видел узоры из нитей прошлого, настоящего и будущего и прялку, прядущую его судьбу. А в следующее мгновение понял, что великая пряжа увита внутренностями и заполнена черепами. Три пряхи создавали свое полотно из жизненной плоти и крови людей, и Сигурд почувствовал, как от ужаса содрогнулось его собственное истерзанное тело.

Он увидел желтые глаза, подобные гладко отполированному янтарю, на огромной голове. Услышал гортанное рычание, вырвавшееся из глотки страшного существа и заметил, как на мускулистой шее встала дыбом шерсть.

«Барабан в руках какого-то идиота привлек волков, – решил Сигурд. – Или они учуяли рану у меня на боку».

Он ждал, когда острые зубы вонзятся в его тело. Но разве Асгот перестал бить в свой барабан? Годи не будет стоять в стороне и наблюдать за тем, как его пожирает волк.

Его снова, будто холодная океанская волна, поглотил мрак.

Он оказался в дубовом лесу – и прятался, скорчившись, за кустом, потому что к нему быстро приближалось какое-то существо, которое громко фыркало. Сигурд затаил дыхание. Из зарослей появился кабан – гора торчащей в разные стороны черной шерсти и мышц, несущие смерть громадные верхние клыки, заточенные о нижние.

Кабан продирался сквозь кусты; его шкура была такой толстой, что насекомые не могли ее прокусить. Он искал добычу. Даже тому, что находилось под землей, грозила опасность, ведь могучему зверю ничего не стоило это выкопать. Кабан пировал, и весь мир превратился в его добычу. Вот он принюхался и повернул большую голову в сторону Сигурда. Глаза загорелись, и он бросился вперед, ломая ветки на своем пути, летя над землей, бесстрашный и стремительный, и Сигурд знал, что заставить его свернуть в сторону невозможно. Эта ощетинившаяся гора ярости ударит в него, точно кузнечный молот, и клыки разорвут мышцы ног. Однако кабан промчался мимо, тугой воздух ударил Сигурда под ребра, зверь влетел в кустарник и исчез.

Юноша с облегчением выдохнул, поднял голову и сквозь ветви увидел парящую в голубом небе тень – могучие крылья длиннее копья, хвостовые перья белые, как снег. Он почувствовал, как тень громадной птицы коснулась его лица, словно холодный морской бриз, и услышал жалобный крик, наполнивший небо. Но и он пропал, однако Сигурд знал, что это был огромный орлан, который легко выхватывает когтями рыбу из воды и может унести с пастбища козу или оленя.

А потом он снова погрузился в забытье.

Его разбудил дождь – холодный, свежий; жирные капли падали с листьев и веток на поднятое вверх лицо и в открытый рот. Вдалеке, на востоке, гремел и ворчал гром, который, казалось, приближался к нему.

– Что ты видел, сын Харальда?

Шея Сигурда так затекла, что стала жесткой, словно кочерга, и он даже не стал пытаться взглянуть на Асгота. Его губы не могли выговорить ответ, не могли даже пошевелиться; он чувствовал только привкус железного кольца, на которое попали капли дождя и смешались с кровью из его потрескавшихся губ.

Теперь его уже держали на месте видения, а не веревки. Они опутали его, неподвижные и тяжелые, словно бринья, и такие же реальные, как живое дерево, к которому он был привязан. Но Сигурд совсем не хотел от них избавиться.

– Что ты видел, мальчик?

Он не хотел, чтобы сны или видения, или что там это было, рассеялись сейчас, когда он вернулся в мир живых, отчаянно желая, чтобы они впитались в его плоть и кровь, точно дым от очага, который проникал в потолочные балки «Дубового шлема» и навечно оставлял там свой след. Он знал, что они важны и посланы богом.

Ветви дерева и листья снова исчезли, словно лодка, скрывшаяся в тумане. Сигурд попытался закричать, поднял руку, как будто мог ухватить само сознание, но не сумел даже пальцем пошевелить, точно его конечности принадлежали ольхе, к которой он был привязан.