Викторианки

Традиционный, вполне тривиальный треугольник (Бид – Хэтти – Артур) не произвел бы такое впечатление на читателя, если бы не второстепенные персонажи романа, их богатый, яркий, сочный язык; их голос уж точно не назовешь «самым невыразительным». Эти персонажи составляют своеобразный «фальстафовский фон» «Адама Бида», они оттеняют, обогащают и расцвечивают магистральный сюжет, делают мысль романа менее однозначной. Галерея смешных и занятных типажей (школьный учитель Берти Масси, мать Адама Бида и отчасти он сам, местный пастор мистер Эрвин и в первую очередь незабываемая миссис Пойстер) – главная, как кажется, удача романа. Своими «изречениями» миссис Пойстер ничуть не уступает Сэму Уэллеру, стерновской вдове Водмен, или Катарине из «Укрощения строптивой», вписывается в галерею знаменитых комических героев английской литературы. «Адам Бид» – это тот нередкий в литературе случай, когда погоду делают не протагонисты, а статисты. Впрочем, назвать миссис Пойстер статисткой язык не повернется; у нее язык «поворачивается» куда искуснее и смешнее, чем у главных героев; острословия, фантазии, наблюдательности ей не занимать. «По мне так мистер Крэг очень смахивает на петуха, – рассуждает она. – Он думает, что солнце взошло специально чтобы услышать, как он кукарекает». Разбив глиняный кувшин, она упрекает смеющегося над ней мужа: «Нечего смеяться, бывает, что посуда оживает и вылетает из рук, точно птичка». «Мистер Эрвин, – говорит она про пастора, – похож на хороший кусок мяса: чем оно вкусней, тем меньше о нем думаешь». Его преемника мистера Байда она сравнивает с горьким лекарством: «Залезет вам в печенки, а вылезет – вы такой же, как были, ни чуточки не изменились». А Хетти – «с вишенкой со здоровенной костью внутри»[60].

О популярности «Адама Бида» можно судить не только по рецензиям и отзывам прославленных современников, но и по выбитой на надгробии Элизабет Эванс надписи:

«Миссис Элизабет Эванс – от благодарных друзей. На протяжении многих лет, переходя из дома в дом и под открытым небом, она прославляла престол веры и известна теперь всему миру, как Дайна Бид».

6

Второй и третий романы не заставили себя ждать. Четвертый том «Мельницы на Флоссе» закончен в марте 1860 года, а спустя месяц, в начале апреля, роман уже выходит из печати. В ноябре того же года Джордж Элиот начинает «Сайлеса Марнера», в феврале 1861-го его дописывает, а в марте, меньше чем через год после «Мельницы на Флоссе», выпускает в свет и третий роман.

В истории литературы есть женские образы, к которым их создатели не скрывают нежных чувств. Пушкин не раз признавался в любви к Татьяне Лариной, Толстой умиляется Наташей Ростовой, любимы своими авторами булгаковская Маргарита и шолоховская Аксинья. К авторским фавориткам, безусловно, принадлежат и Лина из «Света в августе» Фолкнера, и Холли Голайтли из повести его соотечественника Трумена Капоте «Завтрак у Тиффани», и, если брать английскую литературу, – Элизабет Беннет, остроумная и задиристая героиня «Гордости и предубеждения» Джейн Остен, и Джейн Эйр Шарлотты Бронте, и Тэсс Дерберфилд из романа Томаса Гарди «Тэсс из рода д’Эрбервиллей».

Есть любимый персонаж и у Джордж Элиот – Мэгги Талливер, героиня (в полном смысле этого слова) ее второго романа. Не случайно Элиот первоначально назвала роман «Сестра Мэгги»; названием «Мельница на Флоссе» она обязана Блэквуду; «Сестра Мэгги», счел издатель, продаваться будет хуже.

Мало сказать, что Мэгги Талливер – любимая героиня автора; Мэгги, как и Джейн Эйр, еще и автопортрет – духовный, во всяком случае. В отличие от списанного с Айзека брата Тома, существа, как все Додсоны, прямолинейного, ограниченного, ее, в сущности, психологического антипода, – Мэгги умна, незаурядна, живет не по законам общества «наследственного обычая», а по законам своим собственным.