Читаем Викторианки полностью

У Сайлеса Марнера, героя одноименного романа Джордж Элиот, как и у Адама Бида и Мэгги Талливер, человеческого, тем не менее, куда больше, чем животного. Нам уже приходилось писать, что хеппи-энд у Джордж Элиот – случай не частый. Так вот, «Сайлес Марнер» – исключение, и это при том, что Блэквуд назвал третий роман писательницы «безрадостным» („sombre“). Безрадостным для отрицательных персонажей и, в полном соответствии с давней традицией, радостным для положительных. В финале романа воздается всем сестрам по серьгам, каждый персонаж «получает» то, что заслужил, как это было принято в просветительском романе XVIII века, да и в викторианском романе тоже.

Ткач Сайлес Марнер, по ложному обвинению в краже изгнанный из религиозной общины Лантерн-Ярд, находит приют в деревушке Рейвлоу, где живет уже пятнадцать лет. И не только приют, но и золотые монеты, которые у него давным-давно украли. А еще – девочку Эппи, которую он удочеряет и которая становится для него дороже украденного золота – чем не «Рождественская песнь» Диккенса? Счастлива в финале и Эппи: девочка отказывается переехать к Годфри Кассу, своему отцу (тайна рождения – любимый мотив викторианского романа: вспомним «Женщину в белом» Уилки Коллинза и опять же Диккенса, «Оливера Твиста» или «Холодный дом», к примеру). Она не расстается со своим спасителем Сайлесом и выходит замуж за весьма достойного человека – ремесленника Аарона Уинтропа. «Получают свое» и отрицательные персонажи. Опустившаяся Молли Фаррен гибнет на заснеженной дороге; младший брат Годфри Касса Дунстан – это он крадет у Марнера золото и шантажирует брата, зная о его тайном браке с Молли, – умирает, так и не расставшись с золотыми монетами Сайлеса, которые спустя много лет находят на его теле.

«Хеппи-энд» романа особенно очевиден, если сравнить его с его польским аналогом, романом Юзефа Игнацы Крашевского «Ермола гончар». Как и английский ткач, польский гончар с Волыни живет в одиночестве в пустом доме в заброшенной деревне и однажды – аналогичный сюжетный ход – находит в лесу под дубом брошенного ребенка. В дальнейшем, однако, сюжеты польского и английского романов расходятся: в книге Крашевского у брошенного ребенка обнаруживаются родители, они отбирают у Ермолы мальчика, тот со временем умирает, Ермола же с горя становится бродягой. У Крашевского, в отличие от Джордж Элиот, справедливость не торжествует, польский роман – как и польская жизнь того времени – и в самом деле безрадостен.

Подобные совпадения в литературе случаются. Джордж Элиот даже самые большие ее недоброжелатели никогда бы не заподозрили в плагиате. И не столько потому, что книга польского писателя никогда на английский язык не переводилась и в Англии была неизвестна, а по той простой причине, что нежданная находка в лесу (как и тайна рождения) – прием в литературе XIX века настолько избитый, что Джордж Элиот могла им воспользоваться и без Крашевского. К тому же придумать увлекательный сюжет английской писательнице, несмотря на всю ее «высоколобость», никогда не составляло большого труда.

7

О чем свидетельствует ее четвертый роман – первый и последний раз в ее творчестве – исторический. Исторический роман на зарубежном материале; роман из истории Флоренции XV века.

В 1860 году, после окончания «Мельницы на Флоссе», только приступив к «Сайлесу Марнеру», Джордж Элиот отправляется вместе с Льюисом на три месяца в Италию, едет по Апеннинскому полуострову с юга на север, посещает Неаполь, Рим, Флоренцию, Венецию, Милан. В Рим влюбляется, почти месяц живет в самом центре, в отеле «Америка» на Виа дель Бабуино, неустанно ходит по городу, ее туристическими маршрутами, равно как и мыслями о Вечном городе, «воспользуется» живущая на Виа-Систина Доротея Брук, героиня «Мидлмарча», ее предпоследнего и самого известного романа:

«…Она внезпно очутилась в Риме, Вечном городе, духовном центре и наставнике мира, этом зримом воплощении истории, где прошлое целого полушария словно шествовало в похоронной процессии с изображениями неведомых предков и трофеями, добытыми в дальних краях»[62].

Переехав из Рима во Флоренцию, Джордж Элиот и Льюис отдают дань изобразительному искусству и архитектуре, по многу раз посещают дворец Питти и галерею Уффици, наслаждаются портретами Тициана, морскими пейзажами Сальватора Розы, полотнами Рафаэля и Леонардо, творениями Филиппо Брунеллески, его куполом собора Санта-Мария дель Фьоре, фресками Джотто в церкви Санта-Кроче. Во Флоренции Мэри-Энн и задумывает новую – во всех отношениях – книгу, однако своими литературными планами делится пока только с Блэквудом и Льюисом, встретившими идею исторического романа с привычным энтузиазмом; по пути в Англию она пишет своему издателю про «Ромолу» и просит его держать эту новость в тайне, тем более что исторический роман времен Медичи и Савонаролы видится ей в дальней перспективе – за него она возьмется не раньше, чем завершит работу над «Сайлесом Марнером».

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза