Виланд

Деньги от тетушки были весьма кстати. В принципе жалованья мне хватало, да и трат особенных не было, но то было раньше. Теперь у меня была Дора. При первой же возможности я мчался в Мюнхен, чтобы увидеть ее, обнять, поцеловать, вкусить. Насытившись, мы гуляли по городу, обязательно заходили в кафе, где я покупал Доре ее любимое шоколадное пирожное с миндальной крошкой и большую чашку какао со сливками. Она оказалась той еще сладкоежкой. Иногда мы ходили в кино, где в темноте я стискивал ее мягкую ладонь, поглаживал ее колени и бедра, чувствуя, как внизу у меня занимается жар. Дора же в эти моменты продолжала невозмутимо смотреть на сверкающий экран, но ноги не сжимала, позволяя мне наслаждаться ее самым сокровенным. Я поражался ее выдержке и самообладанию. Она была умной, начитанной и весьма проницательной, и порой я чувствовал себя полным дураком, слушая ее рассуждения по какому-нибудь вопросу. Я дивился: с какой стати, благодаря какому такому чуду эта великолепная женщина обратила на меня внимание? Я дарил ей цветы, конфеты, иногда мелочи из одежды: шляпку, чулки, перчатки, зонтик. Что-то дороже она не принимала. Но самое главное – она никогда не брала у меня денег, хотя я видел, что они ей необходимы. Она давала частные уроки рисования для детей и все заработанные деньги тратила на свою школу, а оставшиеся жалкие крохи уходили за жилье. Впрочем, крохи были настолько жалкие, что у нее скопился внушительный долг. Однажды я пришел раньше назначенного часа и услышал за дверью квартирки Доры неприятный хриплый голос.

– Когда будешь платить, дорогуша? – надсадно скрипел он.

– Фрау Штопик, я же вам говорила.

– Ты мне это и в прошлый раз говорила, дорогуша, и в позапрошлый. А денег как не было, так и нет. Хватит твоих отговорок, собирай-ка ты вещички, рисовальщица.

– Фрау Штопик… – В голосе Доры слышалась скорее досада, нежели отчаяние.

Я больше не желал это слушать. Кашлянув достаточно отчетливо, я громко постучал. Дора открыла дверь и впустила меня. Посреди комнатушки стояла невысокая старуха. Шея у нее отсутствовала, и голова в грязном безобразном чепце буквально утопала в оплывших плечах. Руки ее были уперты в такие же бесформенные бока. Сквозь узкие щелочки глаз она осмотрела меня с ног до головы, но спорить в моем присутствии не решилась. Еще раз глянув на Дору, она многозначительно приподняла брови и молча протиснулась мимо меня.

– Ты ведь все слышал? – спросила Дора.

– Не нарочно. Вы довольно громко разговаривали. Почему ты не сказала, что тебе нужны деньги?

– Не вздумай!

Она жестко оборвала меня. Ее брови сошлись практически в одну линию. Я не ожидал такого резкого отпора.

Этим же вечером, проводив Дору домой после прогулки, я зашел в квартиру фрау Штопик на первом этаже. Узнав меня, она заулыбалась, сразу поняв, зачем я пришел. Я отсчитал необходимое количество купюр и, прежде чем передать их в трясущиеся от нетерпения руки фрау Штопик, проговорил:

– Надеюсь, я могу рассчитывать, что это останется между нами?

– Конечно-конечно, – торопливо закивала толстуха, не отрывая взгляда от денег, – фройляйн Бергер никак не будет скомпрометирована. И что ж тут такого, если герр пожелал помочь своей невесте?

Эта идея про невесту мне очень даже понравилась, и я чуть было не улыбнулся старухе, но вовремя одернул себя.

– В первую очередь сама фройляйн Бергер ничего не должна знать.

Фрау Штопик оторвала взгляд от денег и впервые заинтересованно посмотрела на меня. Через секунду она кивнула. Я передал ей деньги и тут же вышел.

По пути в Дахау я размышлял о женитьбе. Почему бы и нет? Мне уже шел двадцать третий год, самое время завести семью, тем более я встретил достойную девушку, с которой мог бы прожить всю жизнь: Дора была умна, красива, сексуально раскованна, последнее особенно воодушевляло. К тому же указ Гиммлера призывал вступать в брак как можно раньше – чтобы познать со своей женой семейное счастье во всей его полноте. Опять же, женатым офицерам полагалось отдельное жилье… Уже в постели я размышлял, стоит ли написать тете Ильзе о том, что собираюсь жениться. Наверное, все же необходимо было это сделать, ведь свадьба – дело хлопотное и затратное, нужны большие деньги, так что без тетушки не обойтись. Странно, что я даже не подумал о родителях. А впрочем, что они могли? Деньгами они меня никогда не снабжали, даже когда я учился в Берлине, мой карьерный выбор был им противен, и они меня никоим образом не поддерживали. Так зачем им писать? Чтобы лишний раз наткнуться на упреки? Я решил, что сообщу им как-нибудь по случаю.

– Франц, эй, Франц, ты спишь? – вытянув шею, прошептал я.

Ответа не последовало. Я свесился со своей кровати, протянул руку, нащупал в темноте плечо Франца и осторожно потормошил его.

– Франц, спишь?

– Уже нет, – сонно пробормотал он, – чего тебе?

– Франц, я женюсь! – счастливо прошептал я уже громче.

Франц шумно зевнул, сел и подложил под спину подушку.

– Поздравляю, и кто счастливица?

– Я тебе рассказывал о ней, девушка, которую я встретил в ту ночь после Штадельхайма. Ее зовут Дора, Дора Бергер.