Виланд

Внезапные ночные рейды по баракам участились, охранники врывались без какого-либо предупреждения и избивали заключенных дубинками до полусмерти. Особенно досталось восьмому бараку, в котором когда-то жил злосчастный Грюневидль, хотя здесь уже никто не помнил его, а многие и вовсе не застали. Наказания на «лугу» участились, не проходило и дня, чтобы на козлике не отделали трех-четырех арестантов. Наказывали отныне за любую провинность, даже самую малую, а чтобы наказание было действеннее, за проступок одного ответственность нес весь барак. Раз в неделю один из них лишался пайка, обитатели другого выгонялись на «луг» и стояли по несколько часов с поднятыми руками, пока не начинали валиться наземь без сознания. Тычков, пинков, пощечин, ударов хлыстом и сапогом, мимоходом раздаваемых охранниками направо и налево, было не счесть. Теперь доставалось и ремесленникам. На пощаду отныне рассчитывать не мог никто.

Но вскоре это утомило даже нас. Устав от однообразия наказаний, я сбавил обороты. Тем более что на учениях мы по-прежнему не знали поблажек. Несколько раз они проходили совместно с батальоном полка «Германия», состоявшим из одних австрийцев. Их разместили в огромном неуютном железобетонном пакгаузе, служившем раньше складом боеприпасов. Батальон их не был частью внутренней охраны лагеря, и в пределах колючей проволоки они не появлялись. Нас они то ли презрительно, то ли с опаской называли «мертвоголовыми» и держались особняком. Тем не менее один из них влился в нашу компанию, с ходу заявив, что учился в Линце в одной школе с самим Гитлером: «Фюрер ходил туда же всего на год раньше!» Это был прилежный унтершарфюрер, старше нас лет на пять, но едва ли это было заметно: худой, сутулый, лопоухий, он выглядел много младше своих лет. Его звали Адольф. Он сразу привлек внимание своей внешностью – сними с него форму и переодень в арестантскую робу, он бы гармонично слился с толпой, носящей желтые треугольники. Проще говоря, внешность его была типично еврейской, он никак не тянул на представителя главенствующей расы. «Его нос – ни дать ни взять ключ от синагоги, он доставит ему еще немало проблем», – заметил как-то Франц.

– Так ты не видал фюрера лично… – разочарованно протянул Карл.

Я ожидал, что Адольф начнет выдумывать, но он и не собирался отрицать, а лишь согласно кивнул, отчего его широко оттопыренные уши затряслись.

– Как ты оказался здесь? – спросил я, старательно пряча усмешку.

– Я служил в Лехфельде, ничего интересного, только и делали, что целыми днями маршировали по дюжине в шеренге. Потом меня перевели в Пассау, в местный штаб связи рейхсфюрера. Я думал, будет веселее, но и там была скука знатная: переправляли пропагандистские материалы в Австрию да строчили об этом отчеты в Мюнхен.

– Вот уж полезное заведение, – усмехнулся Франц.

И снова Адольф и не думал отрицать:

– Твоя правда. Пользы от штаба не было никакой, лишняя статья расходов. В Мюнхене это быстро смекнули и прикрыли нас, а затем отправили сюда на военную подготовку.

Он вдруг с задумчивым недовольством огляделся, будто только сейчас тут оказался и оценил место:

– Да, впрочем, и здесь – какие перспективы? Для меня, естественно, – тут же добавил он. – В лагере силы нужны, а мои все здесь.

И он многозначительно постучал указательным пальцем себе по лбу.

Крепким телосложением и выносливостью Адольф действительно не отличался, но его выделяла невероятная педантичность: он молниеносно и с огромной точностью исполнял любое распоряжение начальства. Мне думалось, что такая исполнительность вкупе с болезненным рвением и колоссальным запасом нерастраченной энергии должна была принести свои плоды даже ему. Потому я не удивился, когда Адольф вдруг получил приказ явиться в штаб рейхсфюрера и был откомандирован в его службу безопасности в Берлин. Позже я узнал, что во время отпуска он буквально атаковал управление своими анкетами и прошениями о переводе.

– Откомандирован, немедленно! Командировочное предписание в Берлин. В Берлин! – с трудом скрывая восторг, еще раз повторил он, чтобы мы прочувствовали всю значимость момента.

Он достал номер «Мюнхнер Иллюстрирте» и торопливо нашел страницу с изображением Генриха Гиммлера в сопровождении личной охраны.

– Вот куда еду. – И он ткнул в фигуру одного из охранников. – Только представьте, сегодня здесь, завтра уже в другом месте. Путешествуешь по стране, лично сопровождаешь рейхсфюрера, всегда в гуще событий, все видишь собственными глазами, а не узнаёшь отсюда. – Он еще раз потряс газетой.

В этот момент что-то сродни зависти кольнуло меня, и я впервые задумался о собственных перспективах службы в лагере. Позволит ли лагерь мне достичь тех высот, о которых мечталось с юности? Я не был в этом уверен.

В сентябре Адольф Эйхман покинул Дахау.