Виланд

– Дора – красивое имя. А сама-то она как?

– Красавица, – с гордостью зашептал я, – умная, добрая, хорошая.

– Тебя послушать, так просто ангел, – хмыкнул Франц.

– Так и есть, – твердо произнес я, – все, спи.

Франц усмехнулся и съехал по подушке на кровать. Судя по всему, он тут же уснул, а я еще долго пялился в потолок, размышляя о том, как объяснюсь с Дорой Бергер.

Объясниться я смог не скоро.

В последнее время Эйке часто отсутствовал, все его мысли были заняты новым детищем – Инспекцией концентрационных лагерей, главой которой он был назначен. Отныне он отвечал не только за Дахау, но и за все остальные лагеря и сейчас объезжал свои новые владения: Заксенбург, Эстервеген, Хонштайн, Ораниенбург. В перерывах между этими поездками он хлопотал по поводу помещения для инспекции в Берлине и проводил бо́льшую часть времени там. «Папаше не до нас сейчас», – с облегчением начали болтать охранники в Дахау, ожидая получить небольшой передых в подготовке, но все обернулось иначе. Тренировки стали еще изнурительнее.

– Три километра за двадцать минут в полной амуниции! Вперед-вперед! Кто верит в Бога – четыре километра! Кто в этом месяце ходил в церковь – пять и всеобщее презрение! – надрывался Кегель.

Второго августа Германию потрясло известие о кончине президента Гинденбурга. Отныне функции канцлера и президента концентрировались в одних руках – Адольфа Гитлера. Он становился единым главой государства. По этому случаю была объявлена массовая амнистия, и в большинстве лагерей количество заключенных, подвергнутых превентивному аресту, начало стремительно сокращаться, что породило слухи об их скором закрытии. В большинстве, но не в Дахау. Чувствуя твердую поддержку Гиммлера, Эйке осмелел настолько, что послал к черту имперского главу Баварии фон Эппа, требовавшего освободить большинство заключенных и из нашего лагеря. Для сравнения: в том же Заксенбурге оставалось меньше двухсот заключенных, в Эстервегене – около ста пятидесяти, в Лихтенбурге – сотни три, у нас же в Дахау покорным строем продолжали ходить одна тысяча семьсот сорок пять голов. Мне начинало казаться, что Дахау – это государство в государстве, которое уже давно жило в своем отдельном, особом мире, который для него заботливо воссоздал из своих фантазий папаша Эйке.

Однажды утром перед очередной сменой всех охранников собрали возле штаба коменданта.

– Вы знаете, что это такое?

Багровый шутцхафтлагерфюрер потрясал какой-то книжонкой. Видно было, что она прошла не одни руки, обложка была изрядно потрепана. Охранники молчали, непонимающе взирая на шутцхафтлагерфюрера. С трудом сдерживая отвращение, он прочитал отпечатанное на обложке:

– «Узники Дахау говорят» – название этого паскудного пасквиля! Уже изъято больше десяти экземпляров в одном только Мюнхене, и неизвестно, сколько еще ходит по рукам. Город кипит от грязных слухов, зарубежные газеты как с цепи сорвались и перепечатывают это поганое коммунистическое вранье о зверствах и пытках в нашем лагере. Всю эту чертовщину о якобы нацистском терроре нелегально распространяет подполье красных убийц. Уже установили, что это накропал один из наших бывших заключенных – некий Грюневидль, художник-коммунист, которого в свое время выпустили, поверив в его исправление. Вот их благодарность! Теперь понимаете, что любое сострадание в отношении этих свиней нам дорого обойдется? Мольбами и жалостью они выстилают путь к достижению своих подлых целей. Отныне никакой веры им, это наша слабость, за которую мы платим слишком высокую цену. Пришло время ужесточения режима! – Шутцхафтлагерфюрер перевел дыхание и продолжил: – Грюневидля уже ищут, будьте покойны на сей счет, его непременно найдут, несмотря на то что красные свиньи хорошо спрятали этого писаку. Но наша задача – воспрепятствовать подобному безобразию в будущем. Нужно сделать так, чтобы ни одна собака даже помыслить не могла, чтобы рассказать или написать о заключении в Дахау. Вам все ясно? Если до этого мы недостаточно хорошо внушали им, что необходимо держать язык за зубами, то теперь приказываю делать это с удвоенной… с утроенной силой! И знайте: здесь нет насилия, здесь есть перевоспитание предателей, убийц и врагов рейха.