Виланд

– Вы должны понимать, что мы будем пытаться использовать этот факт в нашу пользу, – без нажима, но твердо произнесла Лидия, – и я должна понимать, было ли это действительным вашим мотивом: вы убили его, потому что он нацист, которому удалось избежать наказания?

•••

За мной не пришли. Ни в день, когда я убил Дору Бергер, ни на следующий, ни через неделю. Я не понимал, почему никто меня не ищет, тем более что я и не думал скрываться.

– Может, дело дошло до папаши Эйке и он замял его? – предположил Карл, когда мы обедали.

– Не говори ерунды, – тихо ответил Франц, – даже ему такое не под силу.

Я потерянно ковырял вилкой остатки отбивной. Изуродованное лицо Доры больше не мерещилось ежесекундно, но теперь меня мучила неизвестность.

– Я поеду, – так же тихо проговорил я.

– Плохая идея.

Я отбросил вилку резче, чем следовало, и она со звоном упала на пол. Ульрих тут же поднял ее и положил рядом с моей тарелкой.

– Больше не могу, – прошипел я, наклонившись к самому лицу Франца, – я должен знать.

– Что ты должен знать? – Франц как ни в чем не бывало пожал плечами. – Очевидно, решили, что это обычное ограбление. Поэтому сиди и не высовывайся.

– Чушь! Старуха видела меня.

Стараясь не привлекать внимания, Франц будто бы невзначай опустил руку мне на плечо и сжал так, что я поморщился от боли. Он не отпускал, и через минуту я не мог пошевелить онемевшей рукой.

– Сиди и не высовывайся, – еще раз повторил он, затем взглянул на Ульриха, – мы сами съездим, как появится возможность.

В Мюнхен они отправились через неделю. Я был уверен, что полиция сядет им на хвост. Хотя, откровенно говоря, мысли эти были глупыми. Если бы меня искали, то давно бы нашли и без Франца с Ульрихом. Когда они вернулись, я уже места себе не находил от волнения.

– Она жива, – сразу же огорошил меня Франц.

Я замер, не в силах даже вздохнуть. Не мигая, я внимательно смотрел в серьезное лицо Франца и не мог поверить в то, что он говорит. Дора жива. Глупая бессознательная улыбка разъехалась по моему лицу.

– Отделал ты ее знатно, – тут же добавил Франц, – но она жива.

Я не знал, что сказать, а главное, не понимал, что мне теперь делать.

– И даже не думай ехать к своей бедной художнице. Теперь вы квиты, и она это понимает, раз не сдала тебя полиции. Забудь о ней.

Я медленно выдохнул и почувствовал вдруг небывалое облегчение: наконец-то я не ощущал у себя за спиной дыхание полицейских ищеек.

Прошло больше двух месяцев, и мысли о Доре начали меня отпускать. Я стал придумывать, как выбраться в Мюнхен, но не из-за нее, – через свою приятельницу тетя Ильза передала мне посылку, и я ждал в ней определенную сумму, которая сейчас бы очень пригодилась, учитывая скорые холода. Еще хотелось прикупить нормальный крем для бритья и хорошую туалетную воду. Та дрянь, которую можно было достать в Дахау, уже порядком опротивела. И вскоре выдалась возможность: необходимо было передать пакет с документами по указанному адресу в Мюнхене. Для этого мне даже выделялся грузовик.

– Поторопитесь, он выезжает через несколько минут. Водитель высадит где нужно и поедет дальше, куда ему велено. Обратно доберетесь сами.

Я попытался забрать пакет, но, прежде чем разжать пальцы, лагерфюрер добавил:

– Лично в руки. Это важно.

С поручением я справился быстро. Пакет у меня забрали без лишних слов. Не теряя времени, я направился в кондитерскую, чтобы купить пирожных для приятельницы тети Ильзы в благодарность за помощь с посылкой.

Едва войдя в кафе, я увидел Дору. Она стояла ко мне вполоборота и указывала пальчиком на свой любимый десерт. Рядом с ней стоял мужчина средних лет. На лице его играла молодцеватая улыбка. Сделав заказ, они прошли к столику. Спутник Доры опирался на трость, но делал это скорее для импозантности, поскольку двигался проворно. Как только они сели, он принялся что-то рассказывать ей. Она слушала с интересом, чуть подавшись вперед. Она всегда так делала, когда хотела дать понять, что мои россказни ей действительно любопытны… Я сжал руки, пытаясь унять растущую ярость. Несмотря на октябрьскую прохладу, я снова почувствовал жар на лице. Я не мог оторвать от нее взгляда. Дора выглядела похудевшей. Она была немного бледна, и, наверное, только из-за этой бледности я и сумел разглядеть розовый шрам на ее лбу. Удивительное существо, однако, человек – способен выбраться отовсюду, даже из состояния смерти. Ведь именно в таком состоянии я оставил ее тогда. А сейчас она сидела здесь, поедала пирожное, слушала, дышала, жила – да стала еще прекраснее благодаря своей болезненной хрупкости.

Звякнул колокольчик на двери, и кто-то тут же наткнулся на мою спину.

– Прошу прощения, – проговорила какая-то женщина, крепко державшая за руку ребенка.

Ее слова вырвали меня из оцепенения.

– Это вы меня простите.