Вилдвудская академия

Мебели в подвале почти не было: в углу стояло старое продавленное кресло, а на пол брошен грязный матрас. Да еще стол, над которым висел коллаж из газетных вырезок, так или иначе связанных с Академией.

Ника провела пальцем по пожелтевшей газетной вырезке двадцатилетней давности, где сообщалось о церемонии открытия Вилдвудской академии.

– Да он одержимый, – проговорила девушка.

В ней проклюнулся росточек страха: а вдруг они и правда попали в логово маньяка?

– Журналист Джейк Мэннинг, – прочитал Интеграл подпись на другой вырезке на стене. – А одержимый – это еще мягко сказано… У него фотографии и карты всего кампуса, а вот тут, – показал он в угол, – список всех сотрудников и всех учеников!

Ника изучала другую стену, судя во всему, целиком посвященную персоне директора: здесь были собраны фотографии и газетные вырезки, где он упоминался. Некоторые фотографии Ника помнила: директор с президентом, с сенаторами, даже с далай-ламой. Лампа над головой мигнула, и Нике показалось, что на стене что-то блеснуло – вроде бензиновых разводов на поверхности лужи. Эта перламутровая полоса явно что-то скрывала, что-то маскировала, а вспышка ее выдала.

«Свет!» – подумала вдруг Ника. Она бросилась к выключателям, стала нажимать все по очереди – сначала наступила темнота, потом свет загорелся ярче, вдруг снова потускнел, а потом зажужжала и ожила еще одна лампа в углу – ультрафиолетовая. Ника выключила весь остальной свет и направила абажур ультрафиолетовой лампы на ту самую «директорскую» стену. Оказалось, что вся она густо исписана. Между всеми вырезками и фотографиями в комнате протянулась целая сеть, словно белая паутина, – линии, слова, бесчисленные пометки, превратившие комнату в убористо исписанный куб.

– Обалдеть, – только и выговорил Интеграл.

Мэннинг писал очень мелко и особым маркером, так что видно его было только в ультрафиолете. Белые линии связывали его материалы, словно кровеносные сосуды. Все стены были в корявых, неразборчивых пометках, датах, вычислениях. Ника принялась рассматривать что-то вроде хронологической шкалы: матч на звание чемпиона по шахматам, общенациональные соревнования, несчастный случай, дата суда, первый арест… От этой хронологической линии уходила стрелка, указывающая на черно-белое газетное фото красивой девушки.

Ника провела пальцами по лицу красавицы, застывшей в изящной позе с наградой за победу в шахматном турнире в руке. Под фотографией была приписка: «Исключена в 2008 году». Интеграл, у которого страсть к исследованиям пересилила страх, увлеченно шарил по ящикам стола, включив фонарик в телефоне.

– Ника, Ника, ты только погляди! – позвал он. – Может, Мэннинг и чокнутый, только в технике разбирается отлично: у него тут сводная таблица, стянутая из директорского компьютера, со сведениями обо всех исключенных за последние десять лет. Это секретные сведения, их даже я взломать не смог!

– Эту девушку тоже исключили, – проговорила Ника, показав на черно-белое фото на стене, и откинула голову, чтобы получше рассмотреть ее.

– Как ты думаешь, кто это? – спросил Интеграл без особого любопытства: он углубился в изучение таблицы.

Однако ответила ему не Ника, которая застыла у стены, услышав с лестницы разъяренный знакомый голос.

– Это моя сестра! – крикнул Алекс.

Он стоял на пороге, и его темный силуэт четко вырисовывался на фоне светлого прямоугольника двери. Парень в два прыжка спустился в подвал и подошел к ним.

– Она была подающей надежды шахматисткой, призы брала, – пробормотал он.

– Была? – негромко прошептал Интеграл и сглотнул.

– Дядя Джейк устроил ее в эту вашу Академию. Она была гениальной. Но упала там с лестницы и получила тяжелое сотрясение мозга. После этого играть больше не могла. – Алекс печально уставился в стену, погрузившись в себя.

Не зная, как сейчас отреагирует Алекс, заставший дома незваных гостей, Ника и Интеграл застыли, не смея даже шелохнуться.

– Сразу после этого ее исключили. Мы подали на Академию в суд. А толку-то? Естественно, проиграли, – продолжал Алекс и горько усмехнулся. Его красивое лицо было искажено злобой. – Все деньги на судебные издержки потратили. А через два месяца она покончила с собой.

Ника ахнула, Интеграл издал какой-то хлюпающий звук. Алекс дал им несколько секунд осмыслить услышанное, после чего заговорил снова:

– Мы сумели справиться – как могли, правда, родители после судебного процесса развелись и разъехались, чтобы все забыть. А я остался, потому что ничего забывать не хочу, но вот дядя Джейк… – Алекс окинул красноречивым взглядом завешанные бумажками стены. – Он смириться так и не смог. Последние шесть лет посвятил тому, чтобы закрыть эту вашу Академию. Жена от него ушла, с работы уволили, дом отобрали – у него ничего не осталось, кроме этого подвала. Поэтому я и хочу спросить – какого черта вы тут делаете? – Теперь его голос звучал гневно. На измученном лице проступила ярость.

– Алекс, прости, пожалуйста, – негромко произнесла Ника. – Я понимаю, что это сугубо личное дело и большое горе для твоей семьи, но мы пришли в этот дом…