Вилла Гутенбрунн

Филиппа де Креспена удивляло, отчего это сёстры Прилучины непременно желали обращаться к нему по-французски? Постоянно живя в России, он в совершенстве владел русским языком, и, по правде говоря, из своих шестнадцати лет провёл во Франции едва ли четыре года. Его батюшка прибыл в Петербург в свите французского посланника вместе с супругой и маленьким Филиппом. Мать Филиппа спустя год скончалась, а отец так сжился со столицей Российской империи, что не спешил её покидать даже после того, как господин посланник сменился с поста. Филипп вырос с мыслью, что он, разумеется, француз, — но историческую родину знал гораздо меньше, чем ставшую привычной и понятной Россию.

— Alors comment, monsier?(3) — кокетливо пропела Зизи Прилучина, высоко поднимая брови.

— Merci, mademoiselle, mais non.(4) Я должен написать несколько писем, — Филипп нарочно перешёл на русский.

— Скажите уж прямо, что вам с нами скучно! — надулась Софи Прилучина. — Вечно у вас то книги, то письма, то одинокие прогулки. Разумеется, здешнее общество не парижский beau monde…

Филипп с тоской посматривал в окно. В такие моменты он сожалел, что послушался папеньку и приехал гостить к его друзьям на взморье в Сестрорецк. Нет, барышни Прилучины, разумеется, милы и прелестны, но как же он устал от их назойливого и покровительственного внимания! Обе считали его симпатичным, но страшно застенчивым юношей; притом же он был французом, что ровным счётом ничего не значило, но добавляло ему романтического ореола в их глазах.

— Oh, arrête, Sophie!(5) — строго, на правах старшей произнесла Зизи. — Eh bien, comme vous voulez, monsieur de Crespin.(6)

— Mersi, Зинаида Александровна, — поклонился Филипп, радуясь, что разговор, наконец, окончен.

* * *

После завтрака Филипп поскорее сбежал из дома, пока барышни вновь не завели разговор о гулянии с Лазовскими. Однако лишь выйдя за калитку, он мгновенно о них позабыл. Дача Прилучиных находилась в чудесном сосновом лесу; путь сквозь песчаные дюны до самого залива первые дни приводил Филиппа в восторг. Он старался вставать пораньше, прибегал на берег до рассвета, чтобы увидеть, как первые солнечные лучи касаются холодных тёмных волн. Но незаметно подступила осень; дни укорачивались, ночь и утро становились всё более промозглыми и сырыми, а прозрачное небо тяжелело, клубилось свинцовыми облаками.

Филипп торопливо шагал по влажному песку, вдыхал горьковато-свежий аромат сосны. Придёт она сегодня или нет? У них осталось так мало времени… Уже скоро отец пришлёт за ним, и он, Филипп, вернётся в Петербург. Начнётся зима, занятия в университете, светская жизнь: балы, театры, концерты, студенческие вечеринки, неизбежный флирт, пошлые остроты… А она останется здесь. Филипп вздрогнул: ему как наяву представилось, что он уедет, так ничего и не сказав, не объяснившись, — и в то же время он не знал, о чём, собственно, говорить. Обещать? Строить планы? Всё, что он мог пообещать — разве что писать ей из Петербурга, и это прозвучало бы глупо и беспомощно. Упасть на колени, признаться в любви? Но разве ей это нужно, и вообще он не был уверен, что она испытывает с нему что-то, кроме дружбы. Филипп совсем не знал этой девушки, не знал ни фамилии её, ни звания, не знал даже, где она живёт. Только с тех пор, как они познакомились, какая-то неведомая сила ежедневно влекла его вдоль узенькой речки, что вилась среди дюн и впадала в море, к удалённой каменной бухте, скрытой за лесистым мысом. Филипп никогда не решался заранее точно условиться о встрече. Казалось, попытайся он только это сделать — тотчас нарушатся хрупкие таинственные чары их свиданий, всё станет пустым и пошлым, точно прогулки с барышнями Прилучиными.

* * *

Первое с нею знакомство вышло до ужаса нелепым. Филипп только что поселился на даче Прилучиных, немного конфузился своих хозяев и их постоянных гостей — а потому в первый же день отправился на одинокую прогулку. Стояла жара. Мадам Прилучина сжалилась и предложила Филиппу воспользоваться их лодкой, чтобы покататься по заливу. Отыскать лодку оказалось нетрудно — стоило лишь спуститься вдоль речки в каменистую бухту. Филипп уже сталкивал лодку в воду, как вдруг далеко от берега ему почудилось в воде что-то белое… Он вскочил на камень и заслонил глаза от солнца: к собственному ужасу, он разглядел, как волны качают тело женщины, которая не то обессилела, не то лишилась чувств, и даже не пыталась плыть. Филипп и сам почти не умел плавать, однако же у него под рукой была прекрасная лодка! Он изо всех сил заработал вёслами, не думая, сумеет ли в одиночку вытащить утопавшую.