Вилла Гутенбрунн

Залив в этот час был пустынен. Когда Филипп подплыл ближе, он заметил, что глаза незнакомки закрыты, и решил, что она точно без сознания… Ему ни разу не приходилось спасать утопающих, и он понятия не имел, как это делать. Бросив вёсла, Филипп схватил незнакомку за плечи — и тут, к его изумлению, она испуганно вскрикнула, распахнула глаза и рванулась в сторону… Филипп почувствовал, что теряет равновесие, и в следующий миг очутился в воде. Намокшая одежда сковала движения и тянула вниз, в панике он начал захлёбываться… Вдруг сильная рука ухватила его за ворот и вытащила на поверхность. Как только он обрёл способность соображать, то увидел свою спасительницу — ту самую незнакомку. Она молча помогла ему уцепиться за перевёрнутую лодку, и лишь убедившись, что Филипп держится крепко, поплыла к берегу, увлекая лодку за собой. Она плыла легко и неутомимо, словно ундина; Филипп же пытался грести свободной рукой и попутно удивлялся, что берег, оказывается вовсе не так далеко, как он думал…

Всё так же молча незнакомка помогла ему выбраться из воды. Филипп в изнеможении опустился на камни — он ужасно стыдился собственной беспомощности и жалкой унизительной роли. Некоторое время он сидел неподвижно; его спасительница тем временем вытащила на берег лодку и скрылась среди сосен. Ёжась от прикосновения мокрой одежды, Филипп с трудом поднялся на ноги — и вдруг увидел её снова. Она была уже одета и знаками предложила ему снять рубашку и обсушиться на солнце… Филипп повиновался. Он начал смущённо извиняться и благодарить её, однако она не отвечала, а вместо этого опасливо озиралась, точно боялась, что кто-нибудь увидит их здесь. И только теперь Филипп наконец-то смог как следует разглядеть незнакомку: это была совсем юная девушка с рыжевато-золотистыми волосами, сильная, здоровая, круглолицая. Её щеки и вздёрнутый нос покрывала россыпь веснушек, а глаза были глубокие, тёмно-карие. Удивительно, но она не сказала ему ещё ни одного слова, хотя вовсе не выглядела робкой.

— Дорофея!

Филипп вздрогнул. К ним спешила стройная невысокая женщина, и при одном лишь взгляде на неё и его спасительницу можно было понять, что они — мать и дочь. Женщина запыхалась; лицо её горело гневным румянцем — и можно было подумать, что она уличила свою дочь в чём-то нехорошем. Филипп вскочил, спеша объясниться, однако не успел и слова сказать: женщина подскочила к дочери и встряхнула её за плечи.

— Ты опять! — воскликнула она. — Опять плавала! Что ты о себе думаешь? Я ведь запретила даже близко подходить к воде, просила, умоляла! До смерти мать уморить хочешь? Как батюшка твой покойный, что храбрецом себя мнил…

— Сударыня, поверьте, — прорвался сквозь поток слов Филипп, — ваша дочь не заслуживает вашего гнева. Она очень помогла мне…

Женщина резко обернулась, будто только сейчас его заметила.

— Что такое? Вы кто? — нервно, раздражённо спросила она.

Филипп принялся объяснять. Он заметил, что Дорофея смотрит на него умоляюще, и сказал, что благодаря своей неловкости упал с лодки в воду и так растерялся, что не мог выплыть; Дорофея же стояла на берегу и была так добра, что помогла ему выбраться из воды. Выслушав, женщина немного успокоилась. Дорофея по-прежнему молчала; когда Филипп ещё раз почтительно поблагодарил её, она два раза кивнула ему — так же молча.

— Она немая. От рождения, — отрывисто пояснила её мать. — Всё слышит, но не говорит.

Немая! Филипп снова растерялся и сконфузился; мать Дорофеи начала прощаться. Глядя на них обеих, невозможно было с уверенностью сказать об их происхождении; единственное, в чём Филипп не сомневался, что живут они очень замкнуто и почти нигде не бывают.

— Так вы же будьте осторожнее здесь, у моря, — говорила ему мать Дорофеи. — Вода коварна; я и её вот всегда прошу, чтобы остерегалась…

— Непременно, сударыня, — Филипп поклонился, думая лишь о том, как простится с ним Дорофея. Неужели она вот так и уйдёт, и они никогда больше не увидятся? Отчего-то эта мысль оказалась совершенно невыносимой. Дорофея протянула руку, глядя ему в глаза решительно и смело, и Филипп вздрогнул, когда коснулся её горячих сильных пальцев…

* * *

Они встретились снова на другой же день. Едва Филипп проснулся, ноги сами понесли его во вчерашнюю бухту, и он задохнулся от радости, когда увидел Дорофею. Она улыбнулась ему — в первый раз — и крепко пожала руку. Филипп наконец-то представился, коротко рассказал о себе и, смеясь, стал описывать, в каком ужасе были его хозяева, когда узнали, что он перевернул лодку и, будучи одетым, искупался в заливе. Дорофея с беспокойством всмотрелась в его лицо, и он понял, какого рода её тревога.

— Я не говорил Прилучиным ни о вас, ни о вашей матушке, — поспешно сказал он. — И не буду, если вам так угодно.