Она усаживается неподалеку; мелодия течет спокойно и неспешно в теплом ночном воздухе, на небе одна за другой зажигаются звезды, и Мари замечает, что все ее страхи, усталость, раздражение куда-то улетучиваются. Ей уже не хочется думать, что она — в компании странных незнакомцев, ночью, в пустынном парке, и эта прогулка может быть для нее опасной. Она не думает, для чего эти люди собрались здесь, а просто слушает, внимательно и завороженно. Мало помалу Мари ловит на себе спокойно-дружелюбные взгляды поющих; они не прерывают песни, но будто улыбаются ей глазами. Мари смущенно улыбается в ответ: она и не замечает, что начинает тихонько подпевать.
Музыка меняется: из протяжной, плавно-льющейся она становится ритмичной, стремительной, темп все увеличивается, а мотив будто вливает силу и энергию в ее тело. Незнакомцы один за одним поднимаются с места и начинают танцевать. Мари смотрит во все глаза, почти не дыша…
Эти существа — она уже не может назвать их людьми — легки, точно бабочки или птицы, их шаги не громче шелеста листьев. Они парят; не веря глазам, она видит, как один из них поднимается на цыпочки и перепрыгивает с цветка на цветок. Лунный свет освещает аллею. Мари сидит не шевелясь: их танец не просто воздушен, они почти не становятся на землю, лишь касаются ее кончиками пальцев, перепархивают на цветы, стебли трав. До сих пор она и представить себе не могла таких изящных шагов, таких поз, легкости и простого, точно дыхание, рисунка движений… Ни малейшего напряжения, ни нарочитой виртуозности — только радость, легкость, упоение танцем! Незаметно для себя Мари встает и пытается проделать то же самое — и так увлекается, что пропускает момент, когда оказывается в хороводе среди этих существ. Она видит девушку — ту самую незнакомку, что манила ее за собой; незнакомка улыбается, протягивает ей руку и вдруг — легко и непринужденно вспархивает в воздушном прыжке — под нее ногами трава ничуть не примята. Незнакомка ждет, и Мари поднимается на кончики пальцев, стараясь повторить ее движения. Она вдруг ощущает в теле незнакомую упругую силу, что помогает ей буквально взмыть вслед за незнакомкой вверх. Хоровод вокруг них срывается в бешеном и одновременно невесомом кружении, захватывает их обеих — и вот Мари уже в середине круга. Она повторяет за незнакомкой все смелее, перенимает изящный, на первый взгляд простой рисунок танца — ей легко удается это. И вот она уже не помнит ни о чем, просто наслаждается волшебством этой ночи, красотой и легкостью ее «наставницы», счастьем быть равной среди лучших в ее любимом искусстве…
Она танцует и танцует, порхает, касаясь земли кончиками пальцев и наслаждается одобрением в глазах ее спутников. Да, да, именно так, это то, о чем мечтал батюшка! Вот бы он видел ее сейчас! Она старается запомнить рисунок волшебного танца — такого простого на вид, и такого сложного, требующего небывалой силы и легкости. Прыжки — воздушны и неслышны, движения рук плавны и округлы, никакой резкости, никакого видимого напряжения… Она устала, запыхалась, но не может остановиться: чудесная музыка кружит ее, этим звукам нельзя противиться, и она танцует. Танцует до упаду, до изнеможения…
* * *
— Мадемуазель! Простите, мадемуазель! Вам дурно?
Мари с трудом открывает глаза. Она лежит на траве, от земли тянет холодом, вечереет — посетители сада Тюильри тянутся к выходу. Над ней озабоченно склоняется какой-то человек, по виду — сторож.
— Нужна ли вам помощь, мадемуазель? — повторяет он.
Мари пытается встать, ее начинает трясти от холода. Голова кружится; она трет лицо, пытаясь вспомнить, что происходило с ней…
— Уже поздно, мадемуазель, — извиняющимся тоном напоминает сторож. — Если вам нехорошо, позвольте…
— Да, будьте любезны позвать экипаж… — слабым голосом безучастно говорит Мари. Она пытается вспомнить что-то важное, что ни в коем случае нельзя забыть — и, уже направляясь на извозчике домой, вспоминает и счастливо улыбается: танец! Волшебный танец, которому ее научили таинственные существа! Ей все равно, что ее трясет, точно в лихорадке, лоб горит огнем, а руки и ноги невыносимо ноют — она наконец-то знает, как надо танцевать!
* * *
Отец и матушка настолько испуганы ее бегством и рады ее видеть, что даже не думают браниться. Отец покаянно бормочет: «Прости, дитя мое, я, вероятно, был с тобой груб и несдержан». Судя по сдвинутым бровям матушки и его смущенному виду, Мари догадывается, что отцу уже порядочно досталось от матери, которая прекрасно знала темперамент и нрав своего супруга. Но обиды Мари уже забыты; она счастлива, и ей только хочется теперь заснуть покрепче, а завтра — завтра она покажет наконец батюшке свой новый танец. Мари бросается в материнские объятия, бормоча извинения — но матушка замечает, что Мари дрожит от озноба, а руки ее — как лед, и немедленно ведет ее в спальню.
Мать растирает ей ноги и руки, приносит горячую грелку, поит ее теплым молоком. И уже закрывая глаза, Мари как наяву видит их — таинственных существ, показавших ей волшебный танец.
— Как… Как их зовут?.. — бессознательно шепчет она.